Аргонавты

В то утро, розовое и улыбающееся, ничто не предвещало несчастья. Орфей прихватил с собой кифару, чтобы наедине с любимой насладиться новой мелодией, пригрезившейся ему в утренней дреме. Тонкие чувствительные пальцы Орфея с нежностью тронули струны кифары.

Орфей любил Эвридику. Но почти с той же силой и страстью он любил свой инструмент. Как ни странно, на людях Орфей стеснялся опробывовать свои новые песни. Первой слушательницей и самой строгой ценительницей была прекрасная Эвридика. Орфей как бы сам не доверял своему таланту, и лишь просветленное лицо его жены, с восторгом внимавшей чарующим звукам, способно было убедить Орфея, что его новое произведение воистину хорошо. Орфей уже с нетерпением ждал тот миг, когда он прикроет глаза, и мелодия сладостными волнами подхватит певца.

А Эвридика поодаль собирала пышные букеты полевых цветов, чтобы душистым венком вознаградить певца. Но, видимо, излюбленная лужайка приглянулась не только влюбленным. Еще вчера утром такая свежая и душистая трава, сегодня - о, сегодня это было жалкое зрелище. Спутанная и измятая, она походила на поле, по которому прогнали стадо коров.

О, боги! - воскликнула Эвридика жалобно, бросаясь к знакомому месту.

Что здесь могло случиться? - Орфей, не узнавая, внимательно огляделся. Вдруг в измятой траве что-то сверкнуло. Что-то похожее на потерянную женскую туфельку. Орфей сделал несколько шагов, поднял, с удивлением рассматривая находку.

Что это? - из-за плеча на цыпочках попыталась дотянуться и рассмотреть Эвридика.

Похоже на обувь,- пожал плечами Орфей.

Обувь? - удивилась Эвридика.

Эвридика тут же попыталась примерить туфельку на свою ножку.

Да это для гномов! Феи, лесные феи! - воскликнула Эвридика.

-- Теперь я знаю, кто учинил это безобразие! - радостно захлопал в ладони Орфей,- Видно, ночью тут неплохо повеселились лесные нимфы. А это,- встряхнул он туфелькой,- я слышал, что их одеяния мало похожи на людские. Но не будем мешкать, любимая, я тебе еще не показал того, что сегодня приснилось мне во сне. Это гимн.

Гимн? -удивилась Эвридика.- Но ты же обещал писать песни лишь мне, нашей любви!

Тебе понравится,- заторопился Орфей, видя как в глазах Эвридики вспыхивают обиженные огоньки.

Да, да, конечно,- попыталась скрыть Эвридика охватившее ее чувство ревности. Она и сама не знала, что с ней происходит, ведь всегда она первой убеждала Орфея, что талант, дарованный богами,- это сокровище, которое не может принадлежать одному человеку, и Орфей просто-таки обязан в своих песнях рассказывать не только о своей любви, ведь песни Орфея пришлые люди разносят далеко в чужеземные страны, и там тоже с восторгом внимают чудным мелодиям певца.

Да, это гимн. Я придумал его... Вернее,- поправился Орфей,- он сам как-то возник в моей голове. Мне осталось только переложить свой сон на музыку и придумать слова, которыми я смог бы выразить свои чувства.

Чувства? К кому? - тут же насторожилась жена.

Понимаешь, любимая, я доселе был, словно слепой. Жил, ел, пил, наслаждался любовными утехами. Но во сне ко мне явился некто, в ком я признал великого бога Зевса. И он приказал мне все свои силы и весь свой талант обратить во славу Греции, во славу моей земли.

Что-то мудрено ты говоришь,- нахмурилась Эвридика.- Греки, Греция, слава - в этих словах не вижу особого смысла. Какая мне разница где любить тебя? Разве ты относился бы ко мне иначе, будь я не гречанкой, а египтянкой, к примеру?

Эвридика, ты не о том,- попытался, путаясь в словах, объяснить Орфей.

Ну, ладно, покончим со спорами. Прошу тебя: играй же!

Орфей охотно снял с плеча кифару, прикрыл глаза, вспоминая пригрезившуюся мелодию. Эвридика брезгливо присела рядом.

Было такое чувство, словно это в ее доме до утра плясали гости, а теперь остался бесприютный и неприбранный стол, с опрокинутыми кубками, огрызками, разбросанными костями, словно в доме побывали буйные сотрапезники, а Эвридика любила чистоту. Она привстала и, стараясь не отвлекать мужа, чуть отошла. Но и здесь не покидало чувство захламленного дома.

Эвридика отошла подальше, углубилась в лес, время от времени прислушиваясь к звукам, доносившимся с поляны, и даже пение мужа сегодня не радовало ее. Что-то тревожное, смутное, беспокоило женщину.

А лес неприметно густел, колючие кусты неведомо откуда выросшие в светлой рощице за одну ночь, алчно цеплялись за края одежды, не пуская дальше. Но Эвридикой овладело то упрямство, одно из тех чувств, которое ты не в силах побороть. Ты разумом понимаешь нелепость своих поступков, но сердце, душа - они протестуют, словно какая-то злая сила подталкивает тебя, заставляя поступать вопреки логике.

Эвридика, спотыкаясь и оцарапываясь, продолжала углубляться в чащу. А лес становился темнее, пропала трава, сумрачная хвоя тянула к женщине свои лапы, и лишь редкие мхи на песчаннике - напоминание о том, что в природе существует еще что-то, помимо этой мрачной тишины, где сам воздух, казалось, сгустился, обволакивает плотным туманом, заставляя сердце биться чаще и перехватывая дыхание.