Аргонавты средневековья

Даниил как бы проводит будущих странников по кремнистым дорогам «земли галилейской», ярко повествуя о трудностях и лишениях странствия по ее библейским холмам, где невозможно обойтись без «вожа» (провожатого) и без знания языка. Он в полной мере познал суровую действительность паломничества. Путь к долине Иордана «тяжек велми и страшен и безводен: суть бо горы высоки камены, и суть разбои мнози, и разбивають в горах тех и в дебрех страшных… А от Иерихона до Иордана 6 верст великых, все по равну в песце, путь тяжек велми; ту мнози человеци задыхаються от зноя и ищезають, от жажи водныя умирають…» Еще в прошлом веке путь к Иордану был долог и полон невзгод. Паломники ехали на лошадях или мулах, брали с собой вооруженных проводников на случай нападения хищников или разбойников. Вот почему Даниил никогда не путешествовал в одиночку: то присоединялся к «доброй дружине» — отрядам разноплеменных пилигримов, то следовал к Тивериадскому озеру вместе с войсками крестоносцев Балдуина, шедших на сельджукского эмира Дамаска («а без вой путем тем никтоже может пройти»). Ходить «без страха и без пакости» неутомимому игумену помогал опытный проводник — «муж свят» и «книжна велми» из лавры св. Саввы.

Паломнические дружины, пересекавшие «землю желанную», были многонациональны. К «гробу господню» стекались «все племена и народы», служба в храме Воскресения шла на разных языках. Даниил видел здесь «бещисленое множество народа, от всех стран пришелци и тоземци, и от Вавилона, и от Египьта, и от всех конец земли…» На празднике «святого света» собралась и «вся дружина, русьстии сынове, приключыпиися тогда во той день новогородци и кияне: Изяслав Иванович, Городислав Михайлович, Кашкича и инии мнози».

Как видим, Даниил не был одинок в своих скитаниях. В Иерусалиме на подворье русских монахов находили приют другие странники — избранные, «церковные» люди. Летопись сообщает: в 1163 г. «ходиша из Великого Нова-города от святей Софии 40 муж калици ко граду Иерусалиму, ко гробу господню»^{146}

. Отголоски этого хождения усматривают в былинах о «сорока каликах»:

А и самы надевали как платья калицкия,

Как тут оны кладывали да подсумки,

А и подсумки да каличьии,

На свои плеча ведь да богатырский,

А и как брали оны по клюки по дорожныей,

А и как тут оны да отправились,

А и как ведь пошли как удалы добры молодцы

А и ко граду ведь да Еросолиму^{147}.

В 1173 г. в русском монастыре Иерусалима скончалась «благочестивая и премудрая» игуменья Евфросиния (в миру Предислава — дочь полоцкого князя Георгия Всеславича). С родным братом Давидом и родственницей Евпраксией эта женщина отправилась на поклон «живоносному гробу Христову». В Царьграде ее приняли царь и патриарх. Из византийской столицы Евфросиния «пойде в Иерусалим» и «обыде же и вся святая иерусалимская места».

В самом начале XIII столетия в Константинополе — городе при слиянии водных путей и путей караванных — побывал новгородец Добрыня Ядрейкович (впоследствии Антоний — архиепископ новгородский). Путешественник составил детальное описание исторических мест и «достославных святынь» Царьграда. В церкви св. Георгия его внимание привлекла гробница именитого русского паломника: «святый Леонтей поп Русин лежит в теле, велик человек: той бо Леонтий трижды в Иеросалим пешь ходил»^{148}. Но более всего Добрыню поразил величественный храм Софии — одно из чудес света, творение зодчих Юстиниана. Среди его необъятного простора молящиеся выглядели просто пигмеями. Чужестранцев изумляли огромный, но кажущийся необычайно легким купол, отлогие каменные всходы на хоры, где могли проехать две колесницы. В недрах собора хранились сокровища искусства и предметы роскоши — священные в глазах паломника «хитрости Царяграда». Среди знаменитых икон и драгоценной утвари св. Софии и «царских златых полат» Добрыня видел сосуды, «иже принесоша Христу с дары волсви», и «блюдо велико злато служебное Олгы Руской, когда взяла дань, ходивши ко Царюграду», и «трубу медную Ерихоньскаго взятия Иисуса Навгина», и «палицу Моисееву». «Хождение» Добрыни — уникальный свод археологических данных о Царьграде накануне его разгрома крестоносными варварами в 1204 г.

Греческие и палестинские реликвии особенно ценили на Руси. Игумен Даниил приобрел лампаду, горевшую у «гроба господня»; Добрыня Ядрейкович доставил в Новгород «гроб господень» («модель» иерусалимской церкви Воскресения?).

Черный камень Каабы