Читаем Аргументация в речевой повседневности полностью

В предыдущей главе достаточно подробно обсуждалась проблема соотношения и сущности смысла и значения языкового знака. Изложенная выше концепция языкового значения ни в коей мере не претендует ни на всеохватность, ни на статус образца некой парадигмы. Это лишь один из множества возможных вариантов моделирования той структуры, которая в действительности актуализируется словом в сознании говорящего. Необходимость «мирного» сосуществования нескольких и даже многих подходов и методик описания значения слова в лингвистической практике обусловлена сложной и многомерной природой самого объекта изучения. Так, нельзя не согласиться с А.А. Залевской в том, что для того содержания, которое лежит за словом у индивида, характерна множественность форм репрезентации, возможность использования каждой из которых обусловлена выбором той или иной стратегии смыслоформирования и смыслоформулирования, которые, в свою очередь, зависят о ряда социальных и личностных факторов (Залевская 2005: 227). Однако наибольшую важность здесь приобретает сам принцип анализа языкового значения – значение слова есть достояние индивида. Естественно, что для данного принципа есть некий оппозит, иначе обсуждаемая проблематика не принадлежала бы сфере научного (ср.: Ю.С. Степанов разграничивает научное/художественное по принципу: каждый концепт, понятие имеет свой антиконцепт, антипонятие, и этим они самоопределяются; каждый концепт, понятие единственны в своем роде (Степанов 2007)). В качестве подобного оппозита выступает толкование значения слова как конструкта лексикографов, в котором при помощи минимума признаков представляется семантический объем слова, позиционируемый как присущий всем носителям языка. В силу своей исследовательской позиции мы разделяем первый из указанных принципов, протестуя «против разложения смысла» (название статьи А.Н. Баранова (Баранов 2008)). Однако исследовательских подходов к значению слова как достоянию индивида также достаточно много, и в рамках каждого из них акцентируется какая-либо форма репрезентации значения: ассоциативное значение слова (Deese 1965; Kiss 1973; Мягкова 2000; Караулов и др. 2004), прототипическое значение слова (Rosch 1978; Лакофф 1988; Вежбицкая 1997), ситуационное значение слова (Шабес 1989). В данном случае представляется обоснованным использовать в качестве родового термина для обозначения всей совокупности структур знания и опыта, определяемых в рамках каждого из вышеназванных подходов как значение слова, термин И.А. Стернина «психологически реальное значение слова» (Стернин 2006: 487). Иначе говоря, данный термин призван обозначить перцептивно-когнитивно-аффективный континуум (Залевская 2005), который слово способно «высвечивать» во внутреннем мире человека. При этом высвечиваемые участки данного континуума далеко не равнозначны по степени осознаваемости, рациональности, структурированности, однако объединены тем, что составляют для индивида психологическую реальность. Для того, чтобы выявить психологически реальное значение слова аргументировать,

мы прибегли к двум исследовательским методикам: во-первых, анализ коммуникативных ситуаций, коммуникативных тактик и стратегий, в которых используется данная языковая единица; а во-вторых, ассоциативный эксперимент.

2.1. Аргументировать

в русской речевой практике: пять коммуникативных установок

В работах современных лингвистов не раз затрагивались проблемы обыденных представлений языковых личностей о различных сферах, изучаемых науками о языке: «наивная семиотика» (Кобозева 2000), «наивная лингвистика» (Hoenigswald 1964; Кашкин 2002), «наивные» металингвистические представления (Дебренн 2006). Рассматривая вопрос «что значит аргументировать» для носителей русского языка, мы, можно сказать, обращаемся к изучению «наивной теории коммуникации». Само употребление данных глаголов в речи рядовым «языковым пользователем» есть факт определенной рефлексии над собственным речемыслительным поведением или поведением партнеров по коммуникации – говоря «он аргументировал…» или «я буду аргументировать», субъект речи оценивает свое или чужое речевое поведение как соответствующее сложившейся в его сознании модели данного вида деятельности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовник леди Чаттерли
Любовник леди Чаттерли

Дэвид Герберт Лоуренс остается одним из самых любимых и читаемых авторов у себя на родине, в Англии, да, пожалуй, и во всей Европе. Важнейшую часть его обширного наследия составляют романы. Лучшие из них — «Сыновья и любовники», «Радуга», «Влюбленные женщины», «Любовник леди Чаттерли» — стали классикой англоязычной литературы XX века. Последний из названных романов принес Лоуренсу самый большой успех и самое горькое разочарование. Этический либерализм писателя, его убежденность в том, что каждому человеку дано право на свободный нравственный выбор, пришлись не по вкусу многим представителям английской буржуазии. Накал страстей и яркость любовных сцен этого романа были восприняты блюстителями морали как вызов обществу. «Любовник леди Чаттерли» сразу же после выхода в свет в 1928 году был запрещен к дальнейшему изданию, а готовый тираж был изъят и уничтожен. Запрет действовал более 30 лет, и лишь в 1960 году после громкого судебного процесса, всколыхнувшего всю Англию, роман был реабилитирован и полностью восстановлен в правах.

Дэвид Герберт Лоуренс

Языкознание, иностранные языки / Классическая проза