АРИСТОКРАТИЯ В ЕВРОПЕ. 1815—1914

Задолго до того времени, когда Понсонби писал свою книгу, центром этого третьего круга было сообщество, называвшее себя «Souls» («Души»), Эта группа сформировалась в 1880-х годах, и первоначально являла собой тесный дружеский кружок, собиравшийся с целью совместных развлечений. Излюбленным способом приятно скоротать досуг была остроумная беседа, которую дополняли любительские спектакли, адюльтеры, при общих представлениях об эстетических ценностях и увлечениях. Члены этого кружка были равно чужды унылому и ограниченному здравомыслию викторианской аристократии, обывательскому жизнелюбию кружка «спортсменов» и кружка принца Уэльского, группировавшегося вокруг Дома Мальборо. Среди наиболее известных представителей сильного пола, входивших в кружок «Души», следует назвать Артура Бальфура и Джорджа Керзона. Но все же именно женщины, главный смысл существования которых заключался в светском общении и личных взаимоотношениях, формировали истинную сердцевину группы. Признаками, отличающими ее членов, были безупречные манеры, легкость в общении и несколько надменная, но при этом привлекательная независимость, основания на твердом общественном положении и сознании своего интеллектуального превосходства

[240]

.

В мире, где респектабельные дамы лишь в 1900-х годах начали посещать рестораны и останавливаться в отелях, высшее общество, как правило, вращалось в нескольких великолепных городских особняках. Даже в викторианском Лондоне, богатейшем городе Европы, подобных домов насчитывалось не так уж много, хотя влияние четырех десятков аристократических дворцов усиливали многочисленные небольшие особняки, которые принадлежали или нанимались менее знатным дворянством, стремящимся принять участие во всех развлечениях светского сезона. При том, что архитектурному облику многих аристократических дворцов не хватало оригинальности, в начале девятнадцатого века строгие старинные интерьеры нередко заменялись чрезмерно пышными и вычурными. Мало что отличало эти великолепные лестницы, огромные залы для приемов и сверкающие позолотой потолки от убранства дворцов в С.-Петербурге, хотя в столице царской России роскошных аристократических особняков было даже меньше, чем в Лондоне. Как бы то ни было, в 1914 г. во всех городах Европы мир дворцов погиб безвозвратно. Из наиболее известных аристократических резиденций Лондона, лишь дворец герцога Нортумберлендского был разрушен во время войны. Подобно князю Белосельскому-Белозерскому, герцог владел еще и великолепной загородной резиденцией, Сайон Хаус. В С.-Петербурге потери за три десятилетия, последовавшие за 1914 годом, были куда значительнее, чем за то же время в Лондоне, но все же здесь сохранилось больше аристократических дворцов, чем в Москве. Самые роскошные из них — Строгановский дворец на Невском, Шуваловский и Шереметевский дворцы на Фонтанке, Юсуповский на Мойке — находились в прекрасном состоянии

[241]

.

Берлин всегда существенно отличался и от Лондона, и от С.-Петербурга. Английский путеводитель по этому городу, изданный в 1840-х годах, предупреждал, «что общество высших классов в целом не слишком доступно для иностранцев, и не отличается гостеприимством, главным образом потому, что здешние аристократы ограничены в средствах. Отели, в которых проживают представители дипломатических корпусов, являют собой исключение; именно здесь на протяжении зимнего сезона устраиваются приятнейшие званые вечера. Чрезмерная обособленность военных, идущая от двора Фридриха Великого, во многих отношениях сохраняется до сих пор — так, мундир, в особенности если это русский мундир, до определенной степени служит пропуском в наиболее привилегированные круги прусской столицы». С другой стороны, в Берлине можно найти «приятное образованное общество, состоящее из наиболее одаренных людей Германии, которых правительство сумело обязать государственными постами, или же должностями профессоров университета» [242].