Ну и лицо у него… Там прямо Фудзияма извергается в почерневших от злости зрачках.
— Гонишь.
— Пф… Ну спроси у нее. Или приходи. Третьим будешь.
Спрыгиваю с подоконника, как раз в тот момент, когда открывается дверь.
— Ребяяят…
О… А вот, собственно, и наша горячая волейболистка Даша. Растрепанная. Раскрасневшаяся. Испуганная.
— Что там на трибуне случилось? — спрашивает, тяжело дыша.
— Ну я оставлю вас, не буду мешать!
Сама любезность.
Не удержавшись, бросаю еще один взгляд на помрачневшего Яна.
Глава 22. Хрупкое доверие
Дверь за Ромой закрывается, и мы с Яном остаемся наедине.
— Что там у вас случилось с Колесниковым? — подхожу к нему.
Одноклассники рассказали о том, Ян подрался с выпускником из 11 «в», но что послужило причиной конфликта я так и не поняла.
— Ян… — нахмурившись, беру его за руку и осматриваю сбитые костяшки пальцев. — Ну вот опять. Эээй!
Возмущенно пищу. Потому что он поднимает меня и сажает на подоконник.
— Выиграли? — осведомляется, так и проигнорировав мой вопрос.
— Да.
— И с каким счетом? — его ладонь опускается на мою голую коленку и медленно, но уверенно поднимается вверх.
— Двадцать пять — двадцать два, — отвечаю взволнованно.
— Последние три очка ты забила? — пальцы сжимают бедро.
— Я.
Вот он совсем близко. Наклоняется… Шумно вдыхает мой запах, разгоняя по телу ворох мурашек, и я судорожно сглатываю.
— Быть тебе капитаном, Арсеньева.
— Тренер сказал тоже самое. Он страшно зол на команду.
Сразу вспоминается короткий брифинг, состоявшийся после игры, и то, как он кричал на девчонок. Много обидного наговорил. Нельзя так…
— Растыки. Все, кроме рыжей, — резко пододвигает к себе, и его губы касаются чувствительного местечка на моей шее.
— Вдруг… кто-то… зайдет, — шепчу, от удовольствия прикрывая на мгновение глаза.
Ничего не могу с собой поделать. Это так невыносимо приятно…
— Как зайдет так и выйдет, — произносит невозмутимо.
— Тогда еще хочу, — запускаю пальцы в черные как смоль кучеряшки и чувствую, что он улыбается.
Ян целует меня. Пылко. Напористо. И так по-взрослому… Вовсю распускает руки, забирается под футболку, стискивает талию, гладит спину. И мне бы воспротивиться, оттолкнуть его, ведь есть на то веская причина, но вместо этого я лишь сильнее льну к нему в ответ.
Во рту пересыхает, дыхание непроизвольно сбивается. Пульс лихорадочно частит.
— Ну-ка, скажи мне, Арсеньева, куда ты там собралась в эту субботу? — вдруг спрашивает, отодвигаясь.
Смысл вопроса, который прозвучал, доходит до меня не сразу.
— Ничего рассказать не хочешь? М? — властно обхватывает пальцами мой подбородок.
Парень остается предельно спокойным, но глаза явственно сверкают холодом и недовольством.
— Ты про Рому, — храбро выдерживаю его испепеляющий взгляд.
— Значит, утки? — прищуривается, и уголок красиво очерченных губ дергается вниз.
— Я собиралась сказать ему, что не пойду, но сегодня посмотрела видео со дня рождения Мирзоева и передумала, — бесстрашно выдаю сплошным текстом.
Пусть знает, что я в курсе.
— Мне с Беркутовым дружить запрещаешь, а тебе, выходит, можно все? Я правильно понимаю?
В груди уколом отзывается обида.
— Что конкретно тебя напрягло? — интересуется равнодушно.
— А ты не догадываешься? — пытаюсь освободить лицо от захвата, но он не позволяет.
— Тебе в таких компаниях не место, Даша.
— Это точно, — киваю, соглашаясь. — Дело вовсе не в том, что ты пошел туда один. Дело в том, что на этом празднике происходило. Хорошо провел время?
Кажется, в моих глазах стоят предатели-слезы.
— Нет.
— Ну конечно… — грустно улыбаюсь.
Очень в этом сомневаюсь, стоит только вспомнить форматную девушку, развлекавшую парней в тот вечер.
— Хочу, чтобы ты для меня станцевала, — проводит большим пальцем по моей нижней губе.
— Хотеть не вредно, — дергаюсь в сторону.
— Слабо, Арсеньева? — нагло ухмыляется, и в распущенном взгляде отчетливо читается вызов.
— Отойди, я слезу, — щеки горят от смущения. — Мне пора домой.
— Я провожу, — прислоняется своим лбом к моему.
— Не надо, я сама дойду.
— Сказал же. Провожу, — повторяет с нажимом, пленяя ладонью шею.
Его горячее дыхание опаляет губы… Нас разделяют несчастные сантиметры, и это — самая настоящая мука.
— Я не прикасался к ней, ясно?
На улице зима, но в груди от его слов распускаются подснежники.
— Совсем-совсем? — уточняю тихо.
— Совсем.
И почему-то кажется, что он не лжет.
Выдыхаю с облегчением.
— Уток кормить иду на пару с Сашкой. Сразу ее позвала, — признаюсь, дотрагиваясь до его скулы. — Рому обижать было как-то некрасиво, учитывая, что мы общались до его отъезда. Поэтому согласилась. Но вдвоем проводить с ним время я больше не буду.
Молчит. Только смотрит на меня внимательно.
— Я хочу, чтобы мы доверяли друг другу, Ян…
Три недели спустя всем классом отправляемся на экскурсию.