— Позора не нахожу, — солидно заметила левая, — а взгляды высказываю. У меня муж двадцать три года в почтово-телеграфном ведомстве служил, и мои взгляды запретить никто не может. А беспартийных не люблю. У меня беспартийные в 1919 году в феврале месяце корову украли.
— Что же партийных обижаете? — испуганно осведомилась старушка с платком.
— Обижать — не обижаю, а любить — не люблю. У меня дочь полупартийная. По собраниям ходила и газеты читала, а как ребенок родился — выгнала ее. В мебелишке — и той отказала: пусть сама заработает. Без закону с мужем жила, а у меня дом свяченой, у меня Парасковья-мученица в углу. Мне ихнего приплода не надо. Без него жила, без него и к Господу отойду.
Обе старушки перекрестились мелкими крестиками. Левая губами оторвала поджаристую кожицу с куриной лапки, чавкнула и вздохнула. Правая жадно посмотрела ей в рот и благодушно заметила:
— Детьми не обременена. От холеры оба ангелочка в девятьсот девятом году померли. Жизнь у меня легкая. Господь Бог не обижает, только соседи обижают. Пить, подлые, не пьют, скандалить— не скандалят, а покоя от их нет.
— Комиссары, поди?
— Хуже. Который слева, книжки пишет, а справа — счетовод по ремеслу. И такую, голубушка, уже второй год тишину развели, что хоть в милицию жалуйся. В коридор страшно выйти. Ни тебе слова не с кем сказать, ни тебе в чью комнату зайти, ни тебе что другое сделать… Я уж и добром пробовала: и помойное ведро к вешалке ставила, и куренка живого в кухню пускала, и крант водопроводный открывала — ни тебе привета, ни тебе ответа: молчат и молчат. Старого человека каждый обидеть рад.
— Это конечно, — согласилась собеседница, искоса посмотрев на меня. — Народец пошел мерси-спасибо. Подлый народ. Им бы цереди ломать, а в автобусах пихаться…
— Господа на них нет, — сердито захлебнулась правая старушка, — плюнул на них милостивый полным ротом… А вот ежели он сжалится над нами да возьмется за них…
— Ох уж и будет тогда, ох уж и будет! — сладко замерла левая, чмокнув губами. — Уж и отольются им наши тихие слезыньки…
Обе старушки снова закрестились мелкими крестиками и еще раз опасливо посмотрели на меня. Я кашлянул и стал слезать с полки. Левая старушка быстро заглотала куриную лапку, правая умиленно поджала губы и жеманно произнесла:
— А мы тут про свои старушечьи дела разболтались… Не помешали?
Мне стало страшно.
Я вышел в коридор, отогнул выдвижную скамеечку, сел и заснул на ней. Ночью мне снились тихие, маленькие старушки. Они беззвучно смеялись, беспрестанно крестились и грозили кому-то сухими тонкими пальцами. И от их бледных губ и костистых пальцев было противно и уныло.
Благонамеренные анекдоты
Брауншвейгский суд в один из недавних многочисленных обвинительных приговоров включил постановление О ТОМ, что «ВСЯЧЕСКИ ДОЛЖНЫ ПООЩРЯТЬСЯ БЛАГОНАМЕРЕННЫЕ АНЕКДОТЫ, НАПРАВЛЕННЫЕ К ПРОСЛАВЛЕНИЮ СУЩЕСТВУЮЩЕГО СТРОЯ».
Так как население третьей империи, по-видимому, само не очень склонно придумывать такие анекдоты, приходим ему на помощь и снабжаем каждый сообщаемый нами факт специальным благонамеренным анекдотом по этому же поводу.
Журналист Велк отправлен в концлагерь за статью в «Ди Грюне Пост», которая называлась: «ПРОШУ СЛОВА, ГОСПОДИН МИНИСТР».
Благонамеренный анекдот по этому поводу будет такой.
К одному вежливому и умному министру пришел невежливый журналист и сказал:
— Прошу слова, господин министр.
— Получайте два: вы арестованы. — тонко и остроумно заметил министр.
Пораженный находчивостью своего собеседника, неосторожный журналист задумчиво поехал в концлагерь.
Так остроумие правителей спасает их от лишних просьб, а страну — от печати.
«Берлинская Тагеблатт» в статье о внутреннем экономическом положении пишет: «ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ ТАКОВА, ЧТО НАДО БИТЬ ТРЕВОГУ».
После этого заявления благонамеренный анекдот должен прозвучать так.
Один робкий коммерсант подошел к полицейскому комиссару и почтительно спросил его:
— Действительно ли, господин комиссар, надо бить тревогу?
— Не знаю, — четко ответил комиссар, — может, ее и надо бить. Пока что на моем участке я бью только арестованных.
Коммерсант внутренним голосом сказал робкое «ха-ха», успокоился насчет будущего, посидел у себя в конторе и разорился.
Так четкая политика власти умело регулирует коммерческую жизнь страны.
Профессор Банке опубликовал в «Нейе Тагебух» новую педагогическую теорию, в силу которой во время ПРОГУЛОК ШКОЛЬНИКОВ ВСЯКИЙ ПЕЙЗАЖ ДОЛЖЕН РАССМАТРИВАТЬСЯ ТОЛЬКО С ВОЕННОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ.
Благонамеренный анекдот на эту тему прозвучал так.
Однажды учитель Ганс Шпанц проводил школьников по гористой местности.
— Как вам нравится это ущелье, дети? — спросил он чисто педагогическим голосом.
— Очень, — бойко ответил самый умный школьник, — в нем высшее командование в любой момент может спрятаться от армии.
Этот ответ ясно показывает, что умело подготовленные дети уже заранее приучаются к возможным неожиданностям в будущей войне.