Аркадия

Прекрасный дух блаженный,От плоти отрешенный,Ты наг взошел в небесные селенья,Где, со звездой твоею,Веселие приемлешьИ, посмеваясь над людскою суетою,Блистаешь, словно солнце,Между светлейших духов,Святых одежд краямиКасаешься кометамИ средь живых ручьев и дивных миртовПасешь стада иные,Но пастухов земных не покидаешь.Иные горы, долы,

Леса, ручьи иныеТы видишь в небе, где цветы не вянут;Где фавны и сильваныВ иных удольях летнихИграют с нимфами в счастливейших любовях.Средь легких ароматов,Там, где поют в прохладеПеснь Мелибей и Дафнис[189],Средь них и Андрогей нашПереполняет небо сладкогласьем,Стихии укрощаяСозвучьями неслыханных мелодий.Как виноград для вяза,Как мощный бык для стада,

Волна хлебов для радостного поля,Ты был красой и славойПастушеского хора.Ах, смерть жестокая, и кто тебя избегнет,Коль, как пожар, палишь тыПрекраснейшие кроны?И кто еще увидит,Пастух, твой лик – столь светлый,Что, подпевая нам созвучными стихами,Лес распускал побегиИ тени веток волны покрывали?А как стенали нимфыВ часы твоей кончины,То знают реки, рощи буков и пещеры, —

Как берега рыдали,Как травы вдруг увяли,Как солнце днями свет не посылало.Ни звери из чащобыВ луга не выходили,Стада не услаждалисьТравой иль влагой чистой:Так больно в каждом отзывалось горе,Что днем и ночью темной«О Андрогей! О Андрогей!» – леса гудели.Так пусть в венках зеленыхК твоей святой могилеТы принесенные дары вседневно видишь;И пусть из лета в лето,

Как юная голубка,Из уст людских в уста перелетаешь;Да не настанет времяТвоей иссякнуть славе,Доколе змеи в тернах,Доколе в речках рыба.Да будешь жив, и не в моем лишь бедном слове —Но в памяти пастушьей,Но в новых песнях тысячи свирелей.О, коли дух любви живет меж вами,Дубы густые, вашей тенью милойПочтите эту мирную могилу.

Проза шестая

Пока Эргаст пел свою умиленную песнь, Фроним[190], самый сметливый из пастухов, записал ее на куске свежей буковой коры и повесил его, украсив гирляндами, на дереве, простиравшем над белым камнем надгробия свои ветви. А затем, поскольку уже почти миновал час обеда, мы отошли к прозрачному источнику, текшему под высокой пинией, и чинно принялись за еду. Здесь было мясо жертвенных телят, молоко во всяких видах, мягкие печеные каштаны и кое-что из плодов, которые предоставляла та пора года, – конечно, и благородные вина, от долгой выдержки весьма душистые, вносили отраду в поминальную тризну.