«Архангелы»

Мирно сном бессрочнымСпи, герой великий!Пусть врагов пугаетДаже тень твоя! —

Брату пел, побледнев от волнения. Когда он кончил, воздух потряс шквал аплодисментов.

— Спиридон! Спиридон! Трактирщик! — загремел устрашающий голос Иосифа Родяна. — Где трактирщик? Где Спиридон? Где этот бездельник? — вращал он во все стороны глазами.

Перед ним возник трактирщик.

— Есть еще вино? — рявкнул Иосиф Родян.

— Немножко есть! — поклонился трактирщик.

— А пиво?

— Есть и пиво.

Разговор происходил в мертвой тишине.

— Можешь сказать, сколько у тебя выпивки?

— Конечно! Хорош был бы я хозяин…

— Вся моя! — яростно отрубил Родян. — Вынь затычки, выбей днища! Рекой! Рекой пусть текут вино и пиво! Понял?

У Иосифа Родяна было такое неистовое лицо, что Спиридон вздрогнул. «Не рехнулся ли Родян часом?» — мелькнуло у него в голове. В погребе оставалось больше двухсот ведер вина и бочек пятнадцать пива. Сидевшие за столом Иосифа Родяна смотрели на него с испугом.

Трактирщик подтянулся.

— Домнул Родян, выпивка, что у меня есть, и на завтра, и на послезавтра приготовлена.

— Пои всех подряд! Пусть пьют, бестии! Вынь затычки, выбей днища! За все плачу! Плачу за всю твою выпивку! Бегом! Праздник так праздник!

Побледневший Спиридон исчез, словно провалился. Несколько мгновений стояла мертвая тишина. Потом воздух дрогнул, словно от взрыва:

— Да здравствует управляющий! Виват «Архангелам»! Да здравствуют «Архангелы»! — вырвалось разом из сотен глоток. Собственно, слова «управляющий», «да здравствует», «виват» и разобрать было невозможно, они растворились в оглушительном рефрене: «Архангелы»! «Архангелы»! «Архангелы»! — похожем на удары колокола.

Сделав вид, что устал, Иосиф Родян опустился на стул. Доамна Марина, белая как мел, глубоко вздохнула.

Первым за столом заговорил Гица:

— Ну и ну! По правде говоря, я бы так не поступил, но теперь ничего другого не остается, как веселиться.

Никто ему не ответил, будто не слышали. Однако молчание длилось не долго, потому что снова заиграли «царину».

Оба жениха, перепуганные поведением будущего тестя, были рады предлогу удалиться вместе с невестами. Побледневшая Эленуца схватила за руку Гицу и затерялась в толпе. Праздник шумно продолжался. В воздух то и дело взмывали дружные крики: «Архангелы, ангелы, ангелы!» Вдруг со стороны Козьего ручья раздался выстрел. И еще, и еще — пальба продолжалась до тех пор, пока не отзвучал сто первый.

— Вот это, скажу я вам, праздничек! — прошептал на ухо Иосифу Родяну Войку — единственный человек на этом гульбище, которого так и не захватило веселье, хотя он по-прежнему старательно улыбался.

Родян не удостоил его даже взглядом. Поднявшись из-за стола, он взял за руку жену и вошел с нею в круг танцующих.

До самых сумерек не затихал топот ног, и бурлила, волновалась стихия, что в годину бедствий может стать грозным бунтом, но пока была всего лишь пасхальным гуляньем в Вэлень, но таким, какого давно уже не бывало.

Дамы и господа, рудокопы и крестьянки — все отплясывали и веселились.

Редко когда случается, чтобы люди образованные и простые люди так легко и непринужденно чувствовали себя друг с другом. Казалось, истинное единство царит в Вэлень на пасхальном гулянье, крестьянские девушки отплясывали с адвокатами и врачами, хозяин со служанкой кружились в вихре «царины». Между людьми исчезли различия. Всех вдохновляло одно чувство, одно желание — повеселиться.

Отчего это было так? Оттого ли, что у крестьян в Вэлень водились деньжонки и они над ними не тряслись, или потому, что в селе только раз в году бывал настоящий праздник, — кто это скажет? Возможно, и то и другое служило причиной чистосердечного, нелицемерного равенства, царившего на гулянье. Как бы там ни было, но благодаря этому равенству празднества в Вэлень всегда были веселее и радушнее, чем в других селах, и рудокопы относились к господам с большим уважением, чем относятся там, где люди образованные всегда держатся особняком.

* * *

Сумерки спускались туманной дымкой, мало-помалу становившейся все плотнее и плотнее. На столах, окружавших танцевальную площадку, зажгли свечи. Кое-кто вместе с танцующими перекочевал в просторный зал трактира. Заполнились и четыре боковых зальчика. Но и за столами на лугу оставалось еще немало народу: кто-то не мог окончить спор, кому-то не хватило в трактире места.

На свежем воздухе за столом, покрытым рядном, сидел Василе Корнян, золотопромышленник, вместе с женой и двумя сестрами. К ним подсел и дьячок Гавриил, после того как удалился священник с семейством. Посреди стола стоял большой кувшин вина.

Четыре стакана были наполнены, только перед дедом Гавриилом стоял пустой.

Василе Корнян, примарь села Вэлень и компаньон прииска «Архангелы», с двух часов сидел неподвижно за своим столом. Разливанное море веселья, которое колыхалось вокруг, казалось, его не затрагивало. Он не станцевал ни одного танца, ни разу не подошел к длинному столу, несмотря на приглашения Иосифа Родяна, не повернул головы, когда писарь Брату пел «Там, в предгорьях Цебы».