Архангелы и Ко

— Не кретину, а кретинке, — спокойно поправила офицер, сосредоточенно разглядывая противоположную коридорную стену. — Года три назад я арестовала и отказалась выпустить на поруки одного из местных столбов… нет, столпов. Он публично оскорбил комиссара Маарийохаккинен, а в ее лице — весь личный состав участка. Этот ханжа считал себя вправе назвать чудовищем разврата любую женщину, брюки носящую. И понес наказание. В отместку здешние власти инспирировали какую-то аварию и на три недели оставили участок без энергии.

Офицер замолчала.

Пытаясь понять, какое отношение отзвучавший монолог имеет к заданному вопросу (между прочим, вопрос-то был риторическим), Молчанов даже позабыл о незавидном своем положении. Почти целая минута ему потребовалась, чтобы увязать воедино услышанные «я», «она» и «весь личный состав», а также представить себе, каково было заниматься тем, чем он сейчас занимается, при неработающих дезинтеграторах. И каково было мыть, выносить и прочее не только за собой лично, а и за здешним столпом. И каково было решать проблемы, типа что мыть и куда выносить. После такого, естественно, через себя перепрыгнешь, а таки озаботишься о гарантиях неповторения…

— Предлагаю компромисс, — выговорила между тем офицер… пардон, комиссар, продолжая подчеркнуто любоваться стеной. — Я не дам ход факту оскорбления при исполнении, а вы воздержитесь заявлять о пытках. Прошу простить и понять: здесь не имеется особенно с кем поговорить.

— Согласен на компромисс при условии… — Матвей не смог удержаться от мелкой ответной пакости, — при условии незамедлительного рабочее место кой-чьего ухождения на.

Это была ошибка. По части мелких пакостей вышеупомянутая «кой-кто» сама оказалась мастерицей не из последних.

— Собственно, я приходила сообщить, что один человек подал прошение о свидании с вами. Не вижу причин для проволочки. — Тут мстительная полицейская дива вдруг решила заговорить с нарочитым акцентом: — Посетитель допущен будет к вам нескольких секунд течение в.

Не оборачиваясь, она небрежно отдала честь и зашагала прочь. Единственным следствием истеричного молчановского «Только попробуйте!!!» было то, что обремененные погонами удаляющиеся плечи мелко затряслись. И Матвею как-то не пришло в голову заподозрить, будто комиссар Маарийохаккинен плачет.

* * *

«Весь личный состав полицейского участка» оказалась-таки доподлинной стопроцентной заразой. Насчет нескольких секунд она, правда, погорячилась, но Матвей окончить свои дела все равно не успел. Самое обидное, что не успел-то он сущую ерунду, а именно только надеть штаны. Хорошо еще, что посетителем оказался не кто-нибудь из местных «столбов» и не (как Молчанов было с ужасом заподозрил) благонравная девица Виолентина.

Посетителем оказался невесть откуда взявшийся душевный друг Крэнг.

С великолепным сарказмом Дикки-бой оглядел молчановское расквашенное лицо, грязные, исцарапанные Матвеевы пальцы, торопливо сращивающие застежки на изрядно потрепанных во вчерашней драке штанах…

— Ну что, Мат, по вкусу тебе пришлась райская жизнь?

Матвей ответил не сразу. Сперва он попытался изобразить своей непослушной физиономией что-нибудь вроде надменности, презрения или хоть благородного равнодушия, на худой-то конец. Ценой героических усилий ему удалось-таки изменить выражение лица — правда, не собственного, а крэнговского: на роже старого приятеля давешний сарказм перекорчился в ехидную лицемерную жалость. Заметив это, Молчанов плюнул на мимику и в нескольких кратких энергичных выражениях разъяснил Дикки-бою свое мнение о всевозможных долбаных козлах с их козлиными долбаными вопросиками.

Крэнг посерьезнел — мгновенно и очень по-нехорошему. Голова его втянулась в плечи (каждое из которых, кстати, шириною равнялось обоим молчановским); пальцы левой руки, ухватившейся за решеточный прут, побелели от напряжения… А правая Крэнгова пятерня вдруг дернулась куда-то за хозяйскую спину и тут же вымелькнула обратно, а из нее, из пятерни этой, вымелькнуло сквозь решетку что-то немаленькое, продолговатое, льдисто взблеснувшее…

Матвей перехватил вспарывающую воздух штуку за какой-то миг до того, как она бы врезалась ему в переносицу. Перехватил, оглядел, хмыкнул удовлетворенно: «Давно бы так»… Хмыканье это слилось со звонким щелчком, и через секунду к горлышку самооткупорившейся фляжки сладострастно прильнули «два хот-дога под кетчупом».

Семидесятипятиградусная текила выжигающей лавой прошлась по разбитым губам и пересохшему горлу, но Матвей, судорожно выглатывая содержимое фляги, громко подскуливал не столько от боли, сколько от совершенно неприличного удовольствия. К сожалению, все на свете рано или поздно заканчивается, а уж удовольствия — гораздо раньше, чем прочее-остальное. Окинув тоскливым взглядом опустелую емкость, несчастный узник выронил ее, попятился, не глядя нащупал койку и сел. И поинтересовался:

— Больше нету?