Архангелы и Ко

— Ты его спрячь. И вообще, веди себя осторожней. Имей в виду: этот корабль проектировался под армейцев, тут на тайну личной жизни плевано и растерто. В каждой каюте гляделки. И в коридорах. Везде. Гляделки и подслушки. И блокировки на дверях совсем как настоящие. КАК. Понял? — Он дожевал «сосиску», и речь его несколько повнятнела. — Между прочим, Фил приказал, чтоб пульт контроля всех этих сверчков-светлячков перенесли в шостаковский отсек. Только не вышло. Что-то там у них поломалось, кажется, — я не в курсе.

Молчанов посмотрел на его лучащуюся самодовольством физиономию, осклабился:

— Про «не в курсе» — это ты новоэдемским хлопам мозги форматируй. А вот с кем я на каком языке говорил… Ты это, что ли, по своим под-слушкам да гляделкам вычислил?

— Ага. — Корабельный капитан как-то уж слишком деловито принялся разливать по третьей. — Прем сквозь сопространство, работы — сам небось понимаешь… Вот и нашел себе развлечение. Проще говоря, дер цэрстреунг.

«Врешь ты, сука, а не развлекаешься! — подумал Матвей. — С Филом твоим я по-русски всего парой слов перекинулся, и то в номере. Даже если новоэдемскую гостиницу тоже строили вояки, то уж в ней-то ты капитаном не состоял! И отчего это, по-твоему, должен я „сам понимать", до какой степени у тебя нет работы во время сопространственного перелета? Выходит, ты знаешь, что я училище космотранса окончил, что три года налетал на „кросстаре"… И конечно, все это тебе тоже каракаловские подслушки нашептали, конспиратор ты хренов?!»

Вслух Молчанов ничего этого не сказал. Вслух он продекламировал со значением:

— Смакуя риск, как дитя помадку,

Под градом брани и злых острот

Мы смело резали правду-матку,

Законопатив ей кляпом рот.

— Не понял, — сказал Клаус.

— Подумай, — сказал Матвей.

Они немного посидели молча, потом выпили, потом еще раз выпили, а потом Клаус Кадыр-оглы сказал:

— Их ферштейн. Мне эта экспедиция тоже не нравится.

Бухгалтер Рашн едва не подавился псевдососиской:

— Это все, что ты понял?

— Я многое понял. — Герр космолет-баши… то есть (пардон!) экипаж-паша Клаус Генрих вдруг сделался неподдельно серьезен. — Например, я понял, что ты — летун с опытом. Это ж видно! Как по кораблю ходишь, как смотришь… И вообще — у тебя в глазах сопространство.

Матвей опять чуть не подавился. Вот еще новость! Выходит, он, Матвей, — такой же в лоб галактикой звезданутый шиз, как и сам Клаус?! Во открытие-то!

А Клаус изрек:

— В общем, я думаю, ты тут единственный, на кого я могу рассчитывать в случае чего-нибудь нештатного.

— А твой экипаж? — поинтересовался Молчанов, жуя.

— Экипаж у меня два человека. Программист якобы предпенсионного возраста (без сомнения, врет, что «пред») и бортинженер, восемь лет назад объявленный в глобальный розыск: он тогда был контакт-оператором и при швартовке к Аль-бе Орбитальной раздавил взлет-посадочник — всего лишь навсего перепутал терминалы. Теперь объясни: как они оба получили о'кэй на найм?

— А ты как получил? — ехидно осведомился Матвей.

— Будешь хохотать, но представления не имею. Один малознакомый доброжелатель насквозь уши проплазмотронил, нагар дюзовый… «Рискни, попробуй, а вдруг…» Ну и рискнул — чтоб только отплавился. А оно возьми да и удайся. Словно бы в профсоюзе и в департаменте не соображают: малейшая нештатность, даже пусть и не по моей вине… Я понимаю, конечно, что они работодателей-индивидуалов терпеть не могут, но есть же предел! Им же всем, если что, сидеть — не пересидеть! Не кораблевладельцу, не Шостаку — им! Ну и мне тоже, но кому, кроме меня, до этого дело? Вот и думай.

Каракальский капитан снова потянулся было наливать, но Молчанов, у которого «рапсовка» уже изрядно пошумливала в голове, перехватил его руку. Не те пошли разговоры, чтобы терять контроль над собеседником и уж тем более над собой.

Клаус Генрих не стал упорствовать. Клаус Генрих сказал:

— По-моему, в эту экспедицию специально собрали людей, которые заведомо не помчатся в полицию. Вот смотри… Новоэдемцы в полицию точно не пойдут: они просто не знают, где это и зачем; Крэнга и его бицепсоидов полиция наверняка уже измечталась увидеть, а вот они ее — вряд ли; я и мои — сам понимаешь… А ты… Думаешь, Шостак и Фил дураки, что проглотили твою блефотину про имя-фамилию?

— Не, — сказал Молчанов. — Не дураки, а сволочи. Работают на перспективу. Когда дойдет до подтверждения прав первопоселенцев, заявят, что личность Бэда Рашна не идентифицируется, оттрахают его, горемыку, через задний проход да так и пустят по галактике бесштанненьким-неподмытеньким.

— Вот-вот. И ты что, заявлять на них побежишь? У тебя же наверняка у самого пробоотборник в вареньице!

Бухгалтер Рашн медленно растянул губы в улыбке:

— Уж за меня-то не изволь опасаться. Если дело дойдет до идентификации, не отвертятся.