Архангелы и Ко

Ниппель согласился обмякнуть лишь после того, как Молчанов охлестнул его многострадальными своими блинчатыми губами и сделал непонарошечный глоток. Пойло было теплым и гадким, зато оно моментально прогнало отвратительную дрожь в руках-ногах и прочистило мозги. Настолько прогнало и прочистило, что Матвей попытался встать.

Отчасти это удалось. Он без особого труда поднялся на четвереньки, чуть передохнул и собрался было продолжить, но тут его правое колено поползло куда-то вправо, а левый кулак поехал куда-то влево… Через миг Матвей ляпнулся в исходную позицию, и все, что было понавьючено у него на спине — энергобатареи, проклятая пулевая стрелялка, синтезаторы дыхательной смеси, еды и питья, что-то еще, — вся эта переносная барахолка увесисто и многоугло пришмякнула хозяина сверху.

Затем рядом заслышалось еще какое-то чавканье, постороннее. Неведомая могучая сила вздернула псевдобухгалтера на ноги, развернула, смахнула с вотч-амбразур синюю пакостную замазку, и Бэд Рашн получил возможность видеть.

Первым подарком вновь обретенного зрения оказалась возможность обнаружить прямо перед собой глазастую серо-зеленую образину, встопорщенную перфорированными бородавками выпускных клапанов и внешних микрофонов.

«Интересно, мое дыхание тоже отдается в наличник вот таким идиотским еканьем щек?» — очень к месту подумал Матвей и еще более к месту хихикнул.

— Очухался? — вопросительно прохрюкал в интеркоме голос, кажется, Крэнга.

— Очухался, — утвердительно прохрюкал в интеркоме чей-то другой голос. Молчанов немедленно озлился на анонимного непрошеного ответчика (какого, дескать, черта-дьявола лезет расписываться за других?!), однако почти сразу же понял, что злиться не на кого. Никто за него, Молчанова, не расписывался, а значит, понятно, чьим тот утвердительный голос был. Такими вот изощренными трассами выдрючивается мысль разумного существа, не в свои штаны угодившего (про штаны — это на текущий момент как в переносном смысле, так и в прямом).

В общем-то, хулиганил не только мыслительный аппарат. Хулиганило все. Ноги норовили разъехаться в стороны; дышалось с хрипом и свистом; где-то в недрах скафандра балансировал на границе слуха и подсознательного мировосприятия панический зуммер готовой захлебнуться и сдохнуть системы потопоглощения… Изрядно же твоих, псевдобухгалтер, силенок сожралось давешним рекордным заплывом…

Малейшая попытка шагнуть при таком состоянии обещала завершиться (с вероятностью процентов этак в сто пятьдесят) неуправляемым броском по траектории совмещения старт-объекта «морда» с финиш-пунктом «грязь». Так что Матвей решил малость потянуть время, дисциплинированно стоя там, где поставили, — ни уже толком на берегу, ни еще толком в воде. А чтоб не стоять зазря, можно наконец оглядеться.

Оглядка принесла разочарование: заплыв бухгалтера Рашна, оказывается, вовсе не был рекордным. Бухгалтеровы спутники (кроме, разве что, исполнительного механизма) уже имели место на берегу, причем, судя по всему, довольно давно.

По чему всему судя?

А вот.

Клаус и Фурункул (опознанные методом исключения) переминались по щиколотку в синюшной губкообразной эрзац-траве шагах в тридцати от обреза мочеподобной эрзац-воды. Мало того: после них на байсанской синюхе не осталось следов. А вот за Крэнгом (который уже ковылял прочь от берега, поскальзываясь на каждом шагу и на каждом же шагу разражаясь матерным лингвистическим ассорти) тянулся отчетливый след. Причем не только тянулся, но и затягивался. Еле заметно. Не спеша. Вальяжно. Матвею даже примерещилось, что внешние микрофоны доносят смачное медленное почавкиванье — словно этакий огромный губастый (ой, вот губастость сейчас поминать кому бы другому!) рот кривится, коверкается в беспрерывных самодовольных ужимках… Что ж, в причине для самодовольства поганой губке не откажешь. Изрядными проблемами может обернуться это ее умение быстро заживлять следы: наверняка ведь она следы не одних только землян заживляет!

Синюха… Эрзац-трава… Губка… Никакая она не губка и — тем более! — не трава. По правде она гриб. Не совсем такой, как земные, зато совсем один. То есть нет, «один» — это, конечно, преувеличение. Поэтическая гипербола. Согласно комп-информации, на Байсане аж целых восемнадцать грибных… как бишь это… а, во: плодовых тел… площадью от пяти до трехсот миллионов квадратных километров. Кому что, а Молчанову, например, всегда мечталось узнать, каково гуляется микробу по шляпке мухомора. Синего такого мухомора, на каждое движение тяжеленных микробьих башмаков отвечающего мерзким навозным чавканьем и облачком рвущегося на волю… ч-черт, даже внутри микробьего газоизолирующего шлема воняет очень подходяще к внешнему виду озера! Какой кретин регулировал синтез-корректор дыхательной смеси?! Кретин, не соображающий, что допредельные и допустимые концентрации могут запредельно и недопустимо вонять!