Другие женщины были посмелее и шли прямо к нему домой. Насколько я понимаю, в большинстве случаев он их прогонял, однако иногда на встречи соглашался. То, что между ними происходило, никого не касалось. Честер, вероятно, обладал здоровым половым влечением, а многие из этих женщин были молодыми и симпатичными.
Все это можно было бы списать на обычные пересуды, если бы не знаменательный визит одной такой женщины.
О нем мы с Хисар узнали довольно поздно, и к тому времени эта женщина покинула Пикай. Ее появление на острове вызвало небольшой ажиотаж, ведь ее многие знали: это была знаменитая писательница и социальный реформатор по имени Корер.
Никого не предупредив, она одна, без сопровождающих, прибыла на остров первым утренним паромом и сошла на пристань в лучах утренней зари вместе с другими пассажирами. Ей, как и всем остальным, пришлось проходить все формальности в порту; к этому моменту Корер уже заметили и узнали.
Покинув причал, гостья направилась прямо к стоянке такси и села в первую свободную машину. Люди приветствовали ее, но она ни с кем не здоровалась и не отвечала на аплодисменты. Когда машина поехала вверх по склону холма в направлении города, люди вставали у обочины, чтобы помахать ей.
Корер отправилась к моему брату и некоторое время пробыла в его доме – я так и не узнал, сколько: остаток дня, одну-две ночи или дольше. Сплетники не пришли к единому мнению на этот счет, однако факт оставался фактом: Корер действительно жила в доме моего брата.
Она уехала под покровом темноты – села на ночной паром до Панерона.
Через две недели Честер пришел ко мне. Хисар с детьми только что отправились гулять, и поэтому я заподозрил, что он следил за домом и ждал, когда они уйдут. Мы поздоровались так, словно виделись совсем недавно, и он почти сразу перешел к сути дела.
– Уолтер, мне нужна твоя помощь. Я в ужасном состоянии. Я не могу спать, не могу работать, я мало ем, я не могу успокоиться. Нужно что-то предпринять.
– Ты заболел?
– Кажется, я влюбился. – Он выглядел смущенным – таким смущенным, как только может выглядеть брат в разговоре с братом.
– Ее зовут Эсла, и я постоянно о ней думаю, вспоминаю ее лицо, слышу ее голос. Она так прекрасна! Она такая умная и красноречивая, такая чуткая и понимающая! Но я не могу с ней связаться. Она уехала, и я не знаю, где она и увижу ли я ее когда-нибудь. Наверное, я схожу с ума.
– Ты имеешь в виду Корер?
– Да. Я зову ее Эслой.
Только тогда я понял, что у Корер есть имя, а не только фамилия.
Честера было не остановить. Он говорил без умолку, одержимо, не давая возможности вставить слово. В ответ на любой вопрос он разражался очередным потоком признаний в любви к этой женщине и жалел о том, что она его покинула.
– Поезжай к ней, – сказал я, когда наконец возникла пауза. – Наверняка ты знаешь, на каком острове она живет. Иногда она называет себя «Корер с Ротерси». Она до сих пор там?
– Наверное.
– Тогда будет несложно составить подходящий маршрут.
Он пожал плечами:
– Это невозможно. Ты же знаешь, что я не могу покинуть Пикай.
– Почему?
– Я ведь дарил тебе мои романы! Ты их читал? – В ответ я бросил на него взгляд, который можно было толковать двояко; хотя мой брат и присылал мне подписанные экземпляры каждого своего романа, ни одного из них я еще не прочел.
– Я создал… ну, я называю это мифом, – продолжал Честер. – Я пишу о Пикае, описываю его реалистично, таким, какой он есть – или был, потому что сюжет двух книг разворачивается в прошлом. Но помимо реализма у Пикая, который я создаю в своих романах, есть и мифология. Я называю Пикай «островом следов», местом, которое зачаровывает своих обитателей. Никто не может отсюда уехать, да никто и не хочет. Говорят, что тот, кто здесь родился, навсегда здесь заточен. Остров покрыт психологическими тропами, следами предков, призраков и прошлых жизней.
– Это неправда.
– Конечно, неправда. Это миф – я его изобрел и использую в качестве метафоры, символического языка. Я пишу романы – вымысел! Понимаешь?
– Нет, не очень.
– Ну, на практике это означает, что я не могу покинуть Пикай. Только не сейчас. Иначе все мои книги обесценятся. И если читатели узнают… Ну, до большинства мне дела нет, но, черт побери, мне не все равно, что подумает Эсла. Уж она-то никогда не должна узнать правду. Я не могу поехать вслед за ней.
Честер действительно влюбился, и страсть его ослепила. А теперь он попал в ловушку мира, который сам же и придумал.
День шел своим чередом. Честер едва мог усидеть на месте: постоянно энергично вскакивал со стула, расхаживал взад и вперед по гостиной, махая руками, корча гримасы и театрально жестикулируя. Все это меня завораживало.
– Чего ты хочешь? – спросил я наконец. – Ты сказал, что тебе нужна моя помощь.