б) Дело трех следователей московского ревтрибунала. (Апрель 1918 год) В марте 18 года был арестован Беридзе, спекулянт золотыми слитками. Жена его, как это было принято, стала искать путей выкупить мужа. Ей удалось найти цепочку знакомства к одному из следователей, тот привлек еще двоих, на тайной встрече они потребовали с нее 250 тысяч, после торговли скинули до 60 тысяч, из них половину вперед, а действовать через адвоката Грина. Все обошлось бы безвестно, как проходили гладко сотни сделок, и не попало бы дело в крыленковскую летопись, и в нашу (и на заседание Совнаркома даже!), если бы жена не стала жаться с деньгами, не привезла бы Грину только 15 тысяч аванса вместо тридцати, а главное, по женской суетливости не перерешила бы за ночь, что адвокат не солиден, и утром не бросилась бы к новому - присяжному поверенному Якулову. Не сказано, кто именно, но видимо Якулов и решил защемить следователей. В этом процессе интересно, что все свидетели, начиная со злополучной жены, стараются давать показания в пользу подсудимых и смазывать обвинение (что невозможно на процессе политическом!). Крыленко объясняет так: это из обывательских соображений, они чувствуют себя чужими нашему Революционному Трибуналу. (Мы же осмелимся обывательски предположить: а не научилиись ли свидетели бояться за полгода диктатуры пролетариата? Ведь большая дерзость нужна - топить следователей ревтрибунала. А - что потом с тобой?..) Интересна и аргументация обвинителя. Ведь месяц назад подсудимые были его сподвижники, соратники, помощники, это были люди, безраздельно преданные интересам Революции, а один из них, Лейст, был даже "суровым обвинителем, способным метать громы и молнии на всякого, кто посягнет на основы", - ии что ж теперь о них говорить? откуда искать порочащее? (ибо взятка сама по себе порочит недостаточно). А понятно, откуда: прошлое! анкета! "Если присмотреться" к этому Лейсту, то "найдутся чрезвычайно любопытные сведения". Мы заинтригованы: это давний авантюрист? Нет, но - сын профессора Московского университета! А профессор-то не простой, а такой, что за двадцать лет уцелел черезо все реакции из-за безразличия к политической деятельности! (Да ведь несмотря на реакцию и у Крыленки тоже экстерном принимали...) Удивляться ли, что сын его - двурушник? А Подгайский - тот сын судебного чиновника, безусловно - черносотенца, иначе как бы отец двадцать лет служил царю? А сынишка тоже готовился к судебной деятельности. Но случилась революция - и шнырнул в ревтрибунал. Еще вчера это рисовалось благородно, но теперь это отвратительно! Гнуснее же их обоих, конечно, - Гугель. Он был издателем - и что же предлагал рабочим и крестьянам в качестве умственной пищи? - он "питал широкие массы недоброкачественной литературой", не Марксом, а книгами буржуазных профессоров с мировыми именами (тех профессоров мы тоже вскоре встретим на скамье подсудимых). Гневается и диву дается Крыленко - что за людишки пролезли в трибунал? (Недоумеваем и мы: из кого ж состоят рабоче-крестьянские трибуналы? почему пролетариат поручил разить своих врагов именно такой публике?) А уж адвокат Грин, "свой человек" в следственной комиссии, который кого угодно может освободить - это "типичный представитель той разновидности человеческой породы, которую Маркс назвал пиявками капиталистического строя" и куда входят кроме всех адвокатов еще все жандармы, священники и ... нотариусы...Крыленко, стр. 500.
Кажется, не пожалел сил Крыленко, требуя беспощадного жестокого приговора без внимания к "индивидуальным оттенкам вины", - но какая-то вязкость, какое-то оцепенение охватило вечно-бодрый трибунал, и еле промямлил он: следователям по шесть месяцев тюрьмы, а с адвоката - денежный штраф. (Лишь пользуясь правом ВЦИК "казнить неограниченно", Крыленко добился там в Метрополе, чтобы следователям врезали по 10, а пьявке-адвокату - 5 с полной конфискацией. Крыленко прогремел бдительностью и чуть-чуть не получил своего Трибуна.) Мы сознаем, что как среди революционных масс тогда, так и среди наших читателей сегодня этот несчастный процесс не мог не подорвать веры в святость трибунала. И с тем большей робостью переходим к следующему процессу, касательно к учреждению, еще более возвышенному.