Архипелаг ГУЛаг

Ну да впрочем, по-человечески ее понимая, объясняет нам обвинитель: она привыкла не считать денег, что такое ей несчастные 500 рублей зарплаты в ВСНХ, когда одно вымогательство (посодействовать купцу, чтоб сняли пломбы с его магазина) дает ей пять тысяч рублей, другое - с Мещерской-Гревс, жены арестованного - 17 тысяч. Впрочем, Успенская недолго оставалась простой сексоткой, с помощью крупных чекистов она через несколько месяцев была уже коммунисткой и следователем. Однако, никак мы не добермся до сути дела. Этой Мещерской-Гревс Успенская устроила свидание на частной квартире с неким Годелюком, закадычным другом Косырева, чтобы договориться о цене выкупа мужа (потребовала с нее... 600 тысяч рублей!). Но к несчастью каким-то необъясненным на суде путем это тайное свидание стало известно опять-таки присяжному поверенному Якулову тому самому, который уже завалил следователей-взяточников и, видимо, имел классовую ненависть ко всей системе пролетарского судо- и бессудо-производства. Якулов донес в московский ревтрибунал,Чтоб утишить возмущение читателя: этого Якулова, пьявиистого змея, к моменту суда над Косыревым уже посадили под стражу, нашли ему дело. Свидетельствовать его приводили под конвоем, а вскоре, надо надеяться, расстреляли. (И теперь мы удивляемся: как дошло до беззакония? Почему никто не боролся?) а следователь трибунала (помня ли гнев СНК по поводу следователей?) тоже совершил классовую ошибку: вместо того, чтобы просто предупредить товарища Дзержинского и все уладить по-семейному, - посадил за занавеской стенографистку. И так застенографированы были все ссылки Годелюка на Косырева, на Соловьева, на других комиссаров, все его рассказы, кто в ВЧК сколько тысяч берет, и под стенограмму же получил Годелюк 12 тысяч авансу, а Мещерской выдал пропуска для прохода в ВЧК, уже выписанные Контрольно-Ревизионной Комиссией, Либертом и Роттенбергом (там, в ЧК, торг должен был продолжаться). И тут - был накрыт! И в растерянности дал показания! (А Мещерская успела побывать и в Контрольно-Ревизионной Комиссии, и уже затребовано туда для проверки дела ее мужа.) Но позвольте! Но ведь такое разоблачение пятнает небесные одежды ЧК! Да в уме ли этот председатель московского ревтрибунала? Да своим ли он делом занимается? А таков был, оказывается, момент - момент, вовсе скрытый от нас в складках нашей величественной Истории! Оказывается, первый год работы ЧК проивел несколько отталкивающее впечатление даже на партию пролетариата, еще к тому не привыкшую. Всего только первый год, первый шаг славного пути был пройден ВЧК, а уже, как не совсем внятно пишет Крыленко, возник "спор между судом и его функциями - и внесудебными функциями ЧК... спор, разделявший в то время партию и рабочие районы на два лагеря".Крыленко, стр. 14.

Потому-то дело Косырева и могло возникнуть (а до той поры всем сходило), и могло подняться даже до всегосударственного уровня. Надо было спасать ВЧК! Спасать ВЧК! Соловьев просит Трибунал допустить его в Таганскую тюрьму к посаженному (увы, не на Лубянку) Годелюку побеседовать. Трибунал отказывает. Тогда Соловьев проникает в камеру Годелюка и безо всякого трибунала. И вот совпадение: как раз тут Годелюк тяжело заболевает, да. ("Едва ли можно говорить о наличии злой воли Соловьева", - расшаркивается Крыленко.) И, чувствуя приближение смерти, Годелюк потрясенно раскаивается, что мог оболгать ЧК, и просит дать бумагу и пишет письменное отречение: все неправда, в чем он оболгал Косырева и других комиссаров ЧК, и что было застенографировано через занавеску - тоже неправда!О, сколько сюжетов! О, где Шекспир? Сквозь стены прошел Соловьев, слабые камерные тени, Годелюк отрекается слабеющей рукой - а нам в театрах, а нам в кино только уличным пением "Вихрей враждебных" передают революционные годы...

"А кто пропуска ему выписал?" - настаивает Крыленко, пропуска для Мещерской не из воздуха взялись? Нет, обвинитель "не хочет говорить, что Соловьев к этому делу причастен, потому что... нет достаточных данных", но предполагает он, что "оставшиеся на свободе граждане с рыльцем в пушку" могли послать Соловьева в Таганку. Тут бы в самый раз допросить Либерта и Роттенберга, и вызваны они! - но не явились! Вот так просто, не явились, уклонились. Так позвольте, Мещерскую же допросить! Представьте, и эта затруханная аристократка тоже имела смелость не явиться в Ревтрибунал! И нет сил ее принудить! А Годелюк отрекся - и умирает. А Косырев ничего не признает! И Соловьев ни в чем не виноват! И допрашивать некого... Зато какие свидетели по собственной доброй воле приехали в Трибунал! зампред ВЧК товарищ Петерс - и даже сам Феликс Эдмундович прибыл, встревоженный. Его продолговатое сожигающее лицо подвижника обращено к замершему трибуналу, и он проникновенно свидетельствует в защиту ни в чем не виновного Косырева, в защиту его высших моральных, революционных и деловых качеств. Показания эти, увы, не приведены нам, но Крыленко так передает: "Соловьев и Дзержинский расписывали прекрасные качества Косырева"Крыленко, стр. 522.