Архистратиг Михаил

— Это было бы лишь мужественным, разумным решением, отважным признанием истины! Если ты останешься здесь, то будешь лгать самому себе и другим. Чем ты пожертвуешь, уезжая? Страной, где ты оставался чужим и останешься им вечно? Положением, которое стало для тебя невыносимым? Дедушкой, с которым ты находишься в открытой вражде? Единственный человек, с которым тебе приходится считаться, это твоя мать. Но если теперь она и осыпает тебя упреками из-за того, что все ее планы потерпели крушение, за решение уехать она не будет в обиде на тебя!

— Меня зовут Штейнрюк! — мрачно сказал Рауль. — Наверное, ты забыла об этом, Элоиза?

— Да, так зовут тебя по имени, но по существу ты — Монтиньи с головы до пят! Ты столько раз хвалился этим перед нами, почему же отказываешься теперь? Неужели весь твой образ мыслей и действий определяется одним только именем отца? Неужели кровь матери не имеет никаких прав? К ее стране, к ее народу страстно влечет тебя эта кровь, и тебе хотят вменить в преступление то, что проистекает из священнейшей власти законов природы... Тебя хотят заставить с оружием в руках ринуться на нас... Вот это предательство... Неужели ты сам не понимаешь этого?

Рауль отвернулся от соблазнительницы, как бы не желая слышать ее слов, но в то же время какой доступ к его сердцу находили ее доказательства! Ведь это были его собственные мысли, которые постоянно мучили его, от которых он никак не мог отделаться. Единственное, что могло парализовать ядовитое действие этих дум, было сознание своего долга, однако именно таким сознанием юный граф не обладал. Обязанность, долг — все это были для него лишь призраки, тяжелый гнет, и подобное восприятие долга должно было сдерживать его теперь.

— Перестань, Элоиза! Я не могу, не смею слышать то, что ты говоришь!.. — мрачно сказал он и, вдруг выпрямившись, с внезапным приливом энергии твердо заявил: — Да я и не хочу слушать это! Прощай!

Он повернулся, собираясь уйти, но молодая женщина подбежала к нему и схватила за руку. Ее голос зазвучал вкрадчивой лаской, и опять чаровал его так хорошо знакомый пленительный взгляд.

— Пойдем с нами, Рауль! Ведь ты погибнешь этой несчастной борьбе с самим собой! Да, ты погибнешь, а я... Неужели ты думаешь, что разлука будет легка для меня? Что я буду меньше страдать, чем твоя мать, зная, что ты находишься в рядах наших врагов? Бежим с нами во Францию!

— Элоиза! Оставь меня!

Рауль сделал еще попытку освободиться от нее, но напрасно. Словно змея-искусительница все теснее обвивала его своими кольцами.

— Ведь непреклонный старец сумеет заставить тебя подчиниться его воле, как это удавалось ему всегда! — продолжала она. — Вырвись из-под его власти, прежде чем он приведет в исполнение свою угрозу! Война еще не объявлена, у тебя есть еще полная свобода действий! Возьми отпуск в министерстве — все равно, под каким предлогом! Если ты будешь далеко, если приказ уже не сможет захватить тебя, то...

— Никогда! — крикнул Рауль, чувствуя, что готов пасть и что его сдерживают лишь жалкие остатки чувства чести. — Никогда! — повторил он, вырываясь из рук француженки. — Я буду не в силах жить с сознанием, что нарушил долг чести, даже около тебя, Элоиза, даже около тебя!

Он бросился к двери и на пороге столкнулся с Анри, возвратившимся домой.

— Куда так стремительно, Рауль? — спросил Клермон. — Неужели у тебя нет свободной минуты для меня?

— Нет! Мне нужно... Я тороплюсь... сейчас же... Прощайте!

Он убежал. Клермон удивленно посмотрел ему вслед и затем спросил сестру:

— Что случилось? Что означает это бегство?

— Это — ответ на мои уговоры уехать с нами во Францию! — раздраженно ответила молодая женщина. — Ведь ты слышал, он сказал нам не «до свиданья», а «прощайте!».

Анри пожал плечами.

— На сегодня! Завтра он опять придет. Я думаю, что именно теперь ты можешь быть вполне уверена в своей власти над ним. Ради тебя он пожертвовал Гертой Штейнрюк и княжеским состоянием, от тебя он никогда не откажется!

Глава 29

Буря разразилась, война была объявлена, и события понеслись с такой стремительностью, таким мощным потоком, что все личное, эгоистическое потонуло в нем.

В квартире маркиза де Монтиньи все было запаковано и готово для отъезда. Маркиз остался на некоторое время в городе для того только, чтобы в качестве заместителя посла урегулировать оставшиеся дела, но уже через несколько часов он собирался уехать. Теперь маркиз с лихорадочным нетерпением расхаживал по комнате, видимо, дожидаясь кого-то; по крайней мере он то и дело подбегал к окну и всматривался в уличное движение. Наконец лакей доложил о графе Штейнрюке, и сейчас же вслед за этим в комнату вошел Рауль.

Молодой граф был страшно бледен, и вся его фигура отражала внутреннее смятение; впрочем, это не бросилось в глаза маркизу, так как в эти дни все были сильно возбуждены.

— Ты получил мою записку? — спросил маркиз племянника, протягивая ему руку. — Я собираюсь уезжать, но мне непременно нужно было переговорить с тобой перед отъездом.