Архистратиг Михаил

— За ними!

— Глупости! Неужели в самый последний момент дело кончится несчастьем? На подобные вещи отвечают только презрением!

Рауль ничего не ответил, но его смертельно бледное лицо приняло вдруг такое выражение, которое испугало дядю.

— Что с тобой? В тебе говорит не только боль оскорбленной любви! Да ведь ты в смертельном ужасе! В чем дело, объясни мне?

— Не могу! Не задерживай меня! — крикнул граф, с силой вырываясь из рук дяди, а затем, ничего не объясняя, не сказав последнего «прости» родственнику, которого, быть может, ему не суждено было увидеть вновь, он стремглав выбежал из комнаты.

— Не понимаю! — пробормотал Монтиньи. — Здесь кроется что-то другое! О, почему я не открыл ему правды раньше! — и, продолжая с внутренним трепетом думать, что означает поведение племянника, маркиз опять принялся за сборы в дорогу.

В доме Штейнрюка тоже шли деятельные сборы. Генерал собирался сегодня же выехать к месту расположения порученного ему корпуса, тогда как молодой граф временно должен был остаться дома. Накануне он и на самом деле получил приказ и должен был через несколько дней явиться в воинское присутствие. Как и всегда, дед настоял на своем!

В последние дни Штейнрюк был настолько занят, что ему почти не приходилось видеть внука. Накануне он до глубокой ночи задержался на заседании военного совета, где начальники военных частей обсуждали план действий. Он вернулся домой почти под утро, а через два часа к нему уже начали приходить ординарцы и вестовые с депешами, рапортами и приказами. В этих занятиях прошло все предобеденное время. Одно дело следовало за другим, а, кроме того, следовало распорядиться сборами в дорогу. Действительно, нужно было обладать железной натурой, чтобы выдержать такую напряженную работу.

Вскоре после полудня явился капитан Роденберг. Генерал ожидал от него какого-нибудь служебного рапорта, но каково же было его удивление, когда Михаил сказал:

— На этот раз я явился без всякого служебного поручения, однако дело, приведшее меня сюда, настолько важно, что я должен просить у вашего высокопревосходительства несколько минут внимания. Не разрешите ли мне запереть дверь, чтобы нам не помешали?

Штейнрюк с угрюмым удивлением выслушал это вступление, затем коротко спросил:

— Дело касается службы?

— Точно так.

— Тогда заприте дверь.

Михаил запер дверь и опять подошел к генералу. В нем чувствовалось глубокое волнение, сдерживаемое железным самообладанием, но прорывавшееся в тоне голоса, когда он заговорил далее:

— Вчера утром я принес вам документ величайшей важности. Мне был отдан строжайший приказ передать его вам лишь из рук в руки.

— Ну, да! Я получил его из ваших рук. Вам известно его содержание?

— Да, я сам снимал копию, так как был секретарем на заседании. Документ содержит указания относительно передвижения корпуса генерала Штейнрюка...

— Но я уже подтвердил вам факт получения от вас документа. Он спрятан у меня в письменном столе.

— Действительно ли он там еще?

— Что за вопрос? — крикнул генерал. — Ведь я только что сказал вам, что собственноручно спрятал документ!

— А я покорнейше прошу вас убедиться, там ли он еще. Пусть огромная важность этого дела оправдает мою смелость.

Штейнрюк нетерпеливо передёрнул плечами, но все таки достал ключи из кармана и подошел к столу. Очень прочный и замысловатый замок отпирался медленно и с трудом, но на сей раз уступил первому нажиму: едва только генерал вставил ключ — дверца открылась. Генерал побледнел и невольно отступил на шаг назад.

— Письменный стол взломан, — тихо сказал Михаил, указывая на замок, носивший явные следы прикосновения инструментов. — Я так и думал!

Штейнрюк ничего не ответил и поспешно нажал на определенное место стенки, где находилась искусно замаскированная пружина. От нажима пружины открылся потайной ящик, куда накануне генерал положил важный документ. Но теперь тайное хранилище было пусто...

— Это предательство! — крикнул граф. — Никто, кроме меня, не знал секрета тайника! Капитан Роденберг, что вам известно об этом деле? У вас есть подозрение, след?.. Говорите!

Как правило, Михаил отвечал на вопросы начальства очень кратко и сжато, ни на йоту не отступая от сухих фактов. Но на этот раз он изменил своей привычке и стал рассказывать очень подробно, как бы желая подготовить своего слушателя.

— Вам известно, что вчера, поздно вечером, я доставил на заседание совета, где присутствовали и вы, срочную депешу. На обратном пути мне пришлось проходить мимо вашего сада. Я как раз огибал угол — было около полуночи, — и вдруг мне показалось, что в маленькой садовой калитке мелькнула какая-то тень. Тут еще не было ничего особенного, потому что слуги легко могли пользоваться этим путем, но мне показалась знакомой скрывающаяся фигура, хотя я и видел ее всего один момент.

— Кто же это был, по-вашему?

— Брат госпожи де Нерак, Анри де Клермон.

— Клермон? Я всегда считал его авантюристом и потому не хотел принимать его! Вы правы: его появление в полночь у меня в парке более чем подозрительно. Разве вы не последовали за ним?