Архив

– Так мы что – за один срок два раза таскать будем? – лениво произнес тот, со спичкой. – Не дело, начальник.

– Давай, давай! – прикрикнул милиционер. – Поговори мне еще. В вонючей камере сидеть лучше?

– Так там мы отбываем, а тут работаем, – рассудил один из арестантов, худощавый парень со смуглым цыганским лицом.

– Не рассуждать, принимайтесь за работу, – приказал милиционер.

Арестанты продолжали озираться, задержав взгляд на присмиревшей старушенции, а тот, со спичкой, даже подмигнул ей разбойным глазом. Наконец приступили к работе. Двое подносили с улицы документы, третий их укладывал. Милиционер сел с другого конца скамьи, наблюдать. Мустафаев вернулся к столу, но ящик не выдвигал, пережидал.

– Слышь, Цыган, – произнес тот, со спичкой, видно и впрямь цыганом был худощавый. – Придет время, и нас похерят в архиве, чтобы ни одна собака не узнала.

– Ну, мы еще побегаем на воле. Можно подумать… Ты против них муха на палочке, – ответил Цыган, поднося дела. – Укладывай ровно, а то повалятся.

– По оплате и работа, – вступил третий, пожилой арестант с синей избитой физиономией.

Дарья Никитична придвинулась поближе к милиционеру, так спокойней. Перевела дух и спросила шепотом:

– За что же их?

Милиционер важно молчал, прикрыв глаза. Отозвался тот, со спичкой в зубах.

– Я, бабка, троих пришил. Утюгом, – процедил он, перекатывая спичку. – А четвертого не успел, он сам копыта отбросил. А мне впаяли и за четвертого. Где справедливость?

– Тогда тебе добрать надо, чтобы по совести, – подначил Цыган. – И случай подходящий, бабушка и так еле дышит от страха.

Арестанты заржали. Дарья Никитична обомлела. Еще бы, от таких чего угодно можно ждать. И милиционер-тюхтяй, сидит себе рядом, помалкивает. Спит, что ли?

– Ты, мать, не дрейфь, – сжалился пожилой арестант, улыбаясь битой мордой. – Мы безвредные, пятнадцатисуточники. Мелкое хулиганство. А то валяют дурака, тебя пугают. Не дрейфь.

И Дарья Никитична встречно улыбнулась, потеплело на душе.

– Эх ты, – вздохнул Цыган. – Испортил кино. Штабеля дел под лестницей разрослись, загораживая проход. Работа шла к концу.

– Слушай-ка, родимый, – позвала Дарья Никитична пожилого. – Пойди сюда, прими угощение.

Битый арестант остановился, глядя, как старушка, прошуршав в пакете, вытянула пирожок.

– Бери свободно, – подталкивала Дарья Никитична.

– Ну, мы не из застенчивых, – перебил тот, со спичкой, и, шагнув к Дарье Никитичне, цепко перехватил угощение. И тут же, целиком, пихнул в рот.

Дарья Никитична засмеялась. Раздала каждому по пирожку, и милиционеру досталось, и Мустафаеву.

– Вот вам и оплата, – довольно щебетала старушка, ласково улыбаясь арестантикам, и произнесла под настроение: – У меня тоже племянник сидел… Варгасов, слышали, нет?

Арестанты наморщили лбы.

– Это какой Варгасов? – отозвался пожилой. – Не управляющий ли Дачным строительным трестом?

– Он самый, – обрадовалась Дарья Никитична.

– Так я же у него в стропалях служил… Ну, мать, такой мог себе целую тюрьму купить. И сидеть в свое удовольствие, – брезгливо проговорил пожилой. – С нами его не ровняй.

– Гусь свинье не товарищ, – заключил Цыган.

Арестанты продолжили работу. А Дарья Никитична почувствовала неловкость и обиду. Ах ты, сукин сын, Будимирка! Даже сесть путем не мог, чтобы не совестно было людям в глаза глядеть… Занятая обидой, она проглядела, как с лестницы, тяжело ступая, спустился плотный мужчина в тесном пальто, под которым угадывался объемистый живот. В руках толстяк держал облезлый кусок меха, в котором можно признать шапку. Это был Гальперин.

Мустафаев уважительно поднялся навстречу.

– Ну как, Полифем? – пророкотал Гальперин, правда, без привычного вкусного раската. – Идет служба? Да, я смотрю, тут широкое народное представительство, – он оглядел Дарью Никитичну, перевел взгляд на арестантов.

– Что, галерники, работаете?! Таскаете кирпичики нашей истории? – голос Гальперина звучал безобидно, даже участливо.

– Истории и географии, – сбалагурил бойкий на язык Цыган.

Гальперин довольно засмеялся, колыхнув животом.

– Это вы верно определили, юноша. – И оборотившись к Мустафаеву, спросил: – Директора не видели?

Мустафаев пальцем ткнул в потолок.

– Понятно. При деле… Передайте, что я отправился в Публичную библиотеку. И сегодня не вернусь, – переждав очередную арестантскую ходку, Гальперин шагнул за порог.

– Кто это? – спросил Цыган.

– Заместитель директора, – ответил Мустафаев.

Дарью Никитичну подбросило. Вот кто ей нужен! Не милиционер и Чемоданова, а этот толстяк с сырым просторным лицом и унылым носом, заместитель директора архива.

Проворно сползнув со скамьи, она сунула остаток гостинцев в сумку и, не простившись, шмыгнула за порог.

Гальперин шел, переваливаясь на медленных ногах, отчего тесное пальто ходило ходуном от плеч до подола. Шапку он так и не надел, подставляя свежему воздуху редкие сивые волосы… За годы близости с Ксенией, как ни странно, он не удосужился узнать ее адрес в Уфе. И теперь направился в Публичную библиотеку, где надеялся разыскать адрес по читательскому формуляру.