Архив

У пятого ряда, где особенно перемешались стулья, Мирошук остановился. Надо бы немного подровнять, нехорошо, как в детском саду. Он ухватил за спинку и подлокотник ближайший стул и спрямил, подгоняя к ровной линии. Взгляд его, скользнув к подножью, приметил какой-то предмет, сжатый двумя боковинами. Раздвинув стулья, Мирошук увидел женскую сумочку с оборванным ремешком. Он подобрал находку, стряхнул подлипшую пыль с темно-коричневого кожзаменителя. Сумочка была из недорогих. Да и содержание на вид довольно тощее… Это ж надо, подумал Мирошук, в такой раж впали, что и пропажу не заметили. Или искали, не нашли? Надо сдать дежурному, на вахту… Он открыл сумочку. Деньги Мирошук узрел сразу – тридцать рублей, и все пятерками. Зеркальце. Ключи. Затертая коробочка с косметикой… Мирошук перебирал содержимое, извлек удостоверение, раскрыл. С фотографии глядело живое женское лицо, довольно миловидное, а волосы просто хороши – светлые, длинные, прямые. Удостоверение принадлежало аспирантке Варенцовой Ксении Васильевне. Кого только не было на собрании, подумал Мирошук, возвращая удостоверение в сумку. И тут палец его нащупал фотографию. В первое мгновение Мирошук не поверил глазам – Гальперин? Конечно, Гальперин! И главное – в галстуке. Пожалуй, это изумило Мирошука не меньше, чем сама фотография. За время совместной работы он никогда не видел Гальперина в галстуке. Так вот чья эта сумка, подумал Мирошук и вновь потянулся к удостоверению. Раскрыл. Сблизил фотографии. Рядом с милым женским лицом Гальперин, в своем галстуке, казалось, выглядел моложаво и даже кокетливо… А ведь старше меня почти на шесть лет, подумал Мирошук. Он продолжал рассматривать обе фотографии. И каким-то сложным ходом проецировал отношения этих двух людей на свою судьбу. Если толстый и пожилой Гальперин мог сразить сердце такой аспиранточки, то ему, мужчине в самом соку, директору архива, и сам бог велел, сколько приходят к нему молодых женщин за допуском к работе с фондами?! А некоторые из них вообще красавицы. Поговоришь с иной – и одинока, и хороша собой, и материально обеспечена, никаких забот – ухаживай напропалую. «Дед вот не терялся, не то что я», – Мирошук сейчас думал о Гальперине с особым уважением, замешенным на сладкой мужской солидарности, он хотел сейчас сближения и откровения с Гальпериным.

Захваченный колесом «тяготения», он испытывал еще большую горечь и за свою робость, за то, что не проявил характер, не заверил подпись Гальперина без этого собрания, без оглядки на вышестоящее руководство. Не обратись он к ним за советом, те бы и ухом не повели, даже и рады были бы, что их обошли стороной в таком скользком вопросе.

– Сколько можно себя втаптывать в грязь?! – вслух произнес Мирошук.

Хмурые монастырские потолки возвращали ему слова, будто они исходили с небес, наполняя гордыней душу. Он сейчас был доволен собой. Он давно подметил, что многие из тех, кто вел себя независимо и своенравно, казалось, и физически как-то меняются. Прямо на глазах. Это случалось редко, за всю свою жизнь Мирошук сталкивался с двумя-тремя случаями, но запомнил… Он еще ничего не предпринял из задуманного, но сама мысль о допустимости такого шага спрямляла его сутулую спину.

Мирошук спустился в служебную проходную.

Дежурный милиционер читал газету. Сегодня дежурил не тот кавказец с газельими глазами, а другой, вялый, добродушный, родом из Каховки, со смешной фамилией – Колыхалло. Электрический чайник стоял на табурете и лупил упругим столбом пара. Мирошук выдернул из розетки шнур и с укоризной посмотрел на дежурного.

– Вы мне весь архив плесенью покроете.

– Так вин тихо фурчит, зараза, – дежурный опустил газету, – тут статью печатають. Люди клад нашли и сдали государству. Хде они таких людей шукают, не знаю? Только, мобыть, через прессу?

– Сами милиционер, а удивляетесь.

– Так то и дивлюсь, потому что милиционер, – Колыхалло смотрел на директора чистым взглядом.

– Вы вот что… Я сумочку нашел в зале, – произнес Мирошук. – Появится хозяйка – отдайте. Там тридцать рублей денег, удостоверение… ну и прочее, – Мирошук запнулся, подумал, наверняка дежурный проверит содержимое, увидит фотографию Гальперина, пойдут сплетни…

– Хох, и вы клад нашли? Ну дают! – хлопнул Колыхалло по широким бокам и засмеялся, выкатив здоровые белые зубы. – Передам, отчего ж не передать?

– Нет, пожалуй, я сам, – у Мирошука созрела идея. – Просто, если придет кто, спросит. Фамилия ее Варенцова. Ксения Васильевна. Скажите – сумка у директора, в полной сохранности.

– Чё? Не доверяете? – обиделся Колыхалло. – Тот раз ваша секретарша шум подняла, мол, дежурные у нее чай сперли.

– Бросьте, бросьте. У меня план изменился. Надо повидать эту женщину, и все, – проговорил Мирощук.

– Воля ваша, – кивнул милиционер. – Скажу, если надойдет.

– И ладно. А чайник так не оставляйте. Самый враг архива – плесень.

– Тю! Шо он там дает за эту плесень? Весь монастырь цветет, ремонту треба. А тут чайник, с гулькин нос… Послежу, если на то ваше желание.

Мирошук попрощался с дежурным за руку, пожелал спокойной ночи и вышел.