Архив еврейской истории. Том 12

И действительно, с 9 по 28 ноября н. с. Чертков опубликовал в ведущих английских газетах, числом более тридцати, новость о предстоящем выходе в Е А. Р. трех новых рассказов Толстого[799]. В зависимости от длины статьи обычно давалась такая информация: на титульном листе книги будет напечатан портрет Толстого тех лет верхом на лошади; всю выручку пожертвуют семьям евреев, пострадавшим от недавних погромов в России; сказки перевел мистер В. Чертков – «издатель “The Free Age Press”, близкий друг Толстого и его единственный литературный представитель в этой стране» («Editor of “The Free Age Press”, Tolstoy’s personal friend, and his sole literary representative in this country»). Указывалась и фиксированная цена – 6 пенсов.

13 ноября н. с. Чертков поспешил в общих чертах ввести в курс дела Толстого:

…не знаю, как и благодарить вас, дорогой друг, за вашу телеграмму к Мооду. Это сразу поправило все дело. До того он был страшно нахален и груб в связи с этими рассказами; но после вашей телеграммы он моментально совершенно изменил тон. Тогда возможно стало с ним сговориться; и я, заручившись тем, что он непременно говорит, что эти ваши сказки (в русском оригинале) не copyright, счел наилучшим предоставить ему первое издание его перевода в Англии и Америке с тем, чтобы и наши издания (в 6 пенс и в 1 пенни) появились в Англии одновременно. Переписка шла через моего издателя, и Моод заявил, что он считает, что в этом деле я поступил с ним очень предупредительно. Разумеется, уладила все дело одна только ваша категорическая телеграмма. Но вам будет приятно узнать, что я сделал Мооду все возможные уступки и что он остался доволен.

Так как чистая прибыль и с его, и с моих изданий предназначена в общий фонд, то от конкуренции между этими изданиями никто не пострадает[800]

.

Писатель не ответил ни на это, ни на отправленные ему в последующие недели письма, в которых Чертков не осмелился вернуться к истории с тремя сказками[801]. К тому же молчание Толстого вызвало у него опасения, что «бестактные люди» вроде Моода или толстовца Ивана Трегубова (1858–1931) сообщили писателю что-то неприятное на его счет. Он разволновался до такой степени, что решил спросить об этом напрямую:

5.12.03 н. с.

Что это, дорогой Л. Н., от вас так долго нет никаких ис вестий? Доходят ли до вас мои письма и ваши до меня? <…> Также очень боюсь, как бы такие бестактные люди, как Моод и Трегубов, обращаясь к вам, чтобы рассудить между ими и мною в наших разногласиях, – не ставили бы вас в такое положение, что вам трудно писать кому-либо из нас и что из-за этого вы все откладываете. Также боюсь, что, когда я узнаю, что они писали вам обо мне, и нахожусь поэтому вынужденным дать вам свое объяснение, то делаю это так многословно и в таком неприятном для вас духе, что это охлаживает ваше желание писать мне и производит впечатление, что я, главным образом, занят пререканиями[802].

Толстой возобновил привычную переписку с Чертковым 17 ноября, но писал на другие темы и заключал письмо фразой, не допускающей возражений: «Перевод Бинштока “В[ойны] и М[ира] ужасен”. Прощайте пока»[803]

.

Писатель случайно назвал имя того переводчика, которого Чертков только что нанял для перевода сказок на французский и который стал причиной последующих неприятностей и опасений Шолом-Алейхема.

V