Н. В. Мезенцов служил в III отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии с 1864 года, занимая должности управляющего (1864–1871), начальника штаба корпуса жандармов (1864–1871), товарища начальника III отделения (1874–1876) и, наконец, начальника отделения и шефа жандармов (с 1876 года)[423]
.В брошюре Кравчинского (непосредственного убийцы Мезенцова) «Смерть за смерть» перечислены обвинения в его адрес, которые можно сгруппировать следующим образом: 1) осуществление массовых арестов и административной ссылки (в том числе и в Восточную Сибирь) социалистов и вообще «неблагонадежных» лиц; 2) ключевая роль в фактической отмене мягкого приговора по процессу 193-х и в ужесточении участи как многих осужденных, так и оправданных по этому процессу; 3) жестокость и лицемерие по отношению к арестантам Петропавловской крепости, голодавшим в июне-июле 1878 года с целью улучшения своего положения. Кроме того, Кравчинский говорит и о тяжелых условиях заключения в центральных каторжных тюрьмах Европейской России[424]
. Хотя имя Мезенцова при этом не называлось, составленные при его участии нормативные акты о содержании в централах «государственных преступников» были известны землевольцам[425].Рассмотрим, насколько эти обвинения соответствовали действительности.
III отделение вплоть до 1871 года занималось только надзором за политически «неблагонадежными» лицами и сыском тех из них, кого считало наиболее опасными. Законом от 19 мая 1871 года его полномочия были существенно расширены – жандармским офицерам дали право инициировать и проводить дознания «о государственных преступлениях», правда, под наблюдением «лиц прокурорского надзора». По результатам этих дознаний прокурор судебной палаты предоставлял дело министру юстиции, который мог: а) сделать распоряжение «о производстве предварительного следствия»; б) «испросить Высочайшее повеление о прекращении производства»; в) по согласованию с начальником III Отделения разрешить дело в административном порядке[426]
.Последствия этих нововведений не заставили себя ждать. Во-первых, новая система фактически изъяла политические дела из общего порядка судопроизводства, в результате чего обвиняемый, в частности, лишался права на жалобу в суд, поскольку суда могло и не быть, так как человек мог быть просто сослан административно. Во-вторых, жандармы, договорившись с чинами прокуратуры, возбуждали, по словам А. Ф. Кони, «массу дознаний по неосновательным поводам, без наличности признаков преступления», вели «производство их с грубым нарушением существующих правил судопроизводства относительно обысков, арестов и т. п.»[427]
. В-третьих, угрожающая обвиняемым административная ссылка никак и ничем не была регламентирована – отсутствовал не только перечень юридических оснований для нее, но и какие-либо ограничения по срокам.С Кони были согласны и такие крайне далекие от революционеров и социалистов деятели, как Б. Н. Чичерин и К. П. Победоносцев. Чичерин утверждал:
Виновные и невинные, по малейшему подозрению, сажались в тюрьму, и содержались там по целым годам при ужасающих условиях. Административная ссылка практиковалась в самых широких размерах, без всякого толку и часто даже без всякого повода[428]
.Победоносцев подытоживал:
Агенты III Отделения, особливо при Потапове [начальнике в 1874–1876 годах. –
Согласно сводной записке чиновника самого III отделения М. М. Меркулова «о лицах, привлеченных с 1873 г. по март 1877 г. к дознанию по делу о пропаганде», было привлечено к следствию 1611 человек. Для 557 лиц (около 35 %) «преследование прекращено без всяких последствий». Остальные подлежали или суду, или высылке в отдаленные губернии, или подчинению полицейскому надзору[430]
.