Дорогой Лев Николаевич, я только что получил от Рабиновича (переводчика в еврейский сборник «сказок») письмо, где он находит нежелательным издание нами через неделю «сказок» в оригинале, так как это повредило бы успеху распродажи сборника, и что они сами предполагают выпустить «сказки» по-русски, когда распродажа сборника будет подходить к концу.
По-моему, рассуждения его непрактичны и обличают в нем незнакомство с условиями нашего издательства. Стоит появиться «сказкам» по-еврейски, как через неделю они будут выпущены в переводе на русский и никакие примечания, как он пишет, не помогут. <…> Я сейчас написал свои соображения Рабиновичу и настаиваю на том, чтобы или они выпустили одновременно «сказки» на жаргоне и по-русски, или предоставили бы последнее сделать нам.
Я написал ему обстоятельно и мягко, надеюсь, что из этого не выйдет конфликта[661]
.Сперва (6 сентября) Толстой просит Дмитрия Никитина[662]
, семейного врача, ответить Рабиновичу, что Никитин и делает в тот же день:Многоуважаемый Саломон Наумович!
Лев Николаевич поручил мне написать Вам в ответ на Ваше посланное письмо, что он очень сочувствует тому, что Вы хотите выпустить отдельным изданием его «Сказки» на русском языке в пользу кишиневских евреев, но при этом просит Вас о всех подробностях этого (о сроках выпуска и т. д.) списаться с П. А. Буланже.
Вне всякого сомнения, что Вы с ним согласитесь, как удобнее и лучше для преследуемой Вами цели – помощи пострадавшим евреям, это сделать.
Готовый к услугам
Д. Никитин[663]
.Однако днем позже Толстой решает сам написать Рабиновичу: очевидно, он полагает, что следует немедленно и предельно ясно разъяснить писателю свою позицию относительно авторских прав.