БК:
Оказалось, что еще живых осталось несколько человек. Причем двое из них интересно были живые. В свое время мы в тюрьме люк тоже сломали — замок на крышу, на чердак. И вот двое ребят, значит, когда уже тюрьму выводили всю на расстрел, за два дня до ухода немцев, вот они туда пробрались и с крыши прыгнули в соседний двор. Ну, еще там, в общем, несколько человек остались живыми. И мы, не договариваясь, рванули на квартиру переводчика. Думали, поймаем мы его и тут же повесим. Потому что этот переводчик сидел с нами, а потом доказал, что он не еврей, что он венгр, и стал переводчиком в тюрьме хуже любого немца[870]. Туда мы прибежали, а там очень хорошая квартира была. Ну, его, конечно, нет. Опять, чтобы потом не отвлекаться… Его потом поймали в Одессе и повесили: привозили в Ставрополь, судили и повесили. Так вот, а там несколько военных сидит. Хозяйка ко мне бросилась: ты, говорит, живой! Знает, что меня не должно быть… Живой, значит. А мы его, этого переводчика, тоже обслуживали, ходили под конвоем. Хотел я спросить, в чем дело: оказывается, командир-полковник, командир дивизии, которая взяла город, его замполит, как тогда было, комиссар и вестовой, его денщик по-старому. Она [хозяйка] им рассказала, в чем дело. Они мне говорят: садись, парень, выпивать будем. А у них стояли там ведра со спиртом. Немцы взорвали ликероводочный завод, и спирт тек по канавам. Так солдаты брали одно ведро, ставили портянку наверх, другим ведром зачерпывали с грязью и через портянку [процеживали] этот спирт дальше. Но я тогда некрепкий был на это дело. Значит, пью, сплю, расталкивают, пью, ем, сплю. На третий день меня расталкивают и говорят: слушай (тогда я уже под своим именем был), Борька, тебя вызывает Суслов[871].А Суслова тогда все хорошо знали, он тогда был, конечно, не тем главным идеологом партии, которого потом узнали, а был первым секретарем крайкома партии. «А где он?» Ну, он в бывшей думе, которая дума была при немцах, значит, в думе. Значит, скажи ему, что ты Сашка, о котором говорила одна женщина, она меня знала как Сашку. Она ему про меня рассказала, что был такой-то. Я пришел. Оказывается, он меня вызвал узнать, как себя вели коммунисты, которые были в тюрьме. Я ему рассказывал. Рассказал про одну женщину-прокурора, которую с двумя дочками взяли туда, потом ее в душегубку отправили, и прочие такие вещи. Почему он второй раз меня вызвал — ей-богу не помню. Второй раз, значит, через несколько дней опять меня что-то вызвали, что-то какие-то наводящие вопросы насчет этих коммунистов начали задавать. Спрашивает: «Вы где работаете?» Я говорю: «Нигде не работаю». Ну, написал он записочку в горисполком. Пришел я в горисполком. Тогда уже там собрались люди, и меня отправили работать в отдел торговли крайисполкома, в краевое карточное бюро. Вы, конечно, не знаете, что это такое. Ну, это те, которые командовали хлебными карточками, продуктовыми карточками. И вот я там проработал почти год. Но через несколько месяцев, поскольку я там был самый молодой — там старики были, женщины… Начали строить железную дорогу от Карачаевского угла до ближайшей станции <нрзб.>. Это Карачаевская автономная область была. Отправили [меня туда] представителем крайисполкома. Я в последнее время проработал на строительстве железной дороги. Ну, работал я в основном экспедитором. За чем-нибудь ездил, доставал там, прочие вещи. Был приказ за подписью Молотова, подписанный: построить за 100 дней. Я оттуда уехал, через шесть месяцев там еще и треть не была построена, конечно. Потом ее бросили, потом ее достроили уже после войны. И я узнал, что эвакуированный в Ставрополь Днепропетровский институт медицинский возвращается эшелоном в Днепропетровск. Я тогда бросил эту самую железную дорогу, уехал в Ставрополь. С ними договорился, что… они взяли меня: поступай к нам в институт. Да нет, я не могу, говорю, трупы резать я вообще не смогу. И я поехал с ними в Днепропетровск. В Днепропетровске, когда я приехал, я к тому времени списался с этим академиком Бродским, о котором я говорил. Он мне написал, что в Днепропетровске все разрушено, института нет. «А рекомендую тебе ехать в Харьков, там институт вернулся из эвакуации, он целый». Я в Днепропетровске походил, посмотрел: действительно там ничего нет. Уехал в Харьков. Ну, ездили мы тогда без билетов, на крышах вагонов, по-другому и не ездили. В Харькове я поступил в этот институт.
ЕЛ:
С начала?