Архив еврейской истории. Том 13

Между тем в Петербурге распространились слухи, что я «прижал» Рубинштейна, хваставшегося до того времени, что он управляет делами Великого князя и «ближайший к нему человек». Слухи эти нашли свое подтверждение в том, что Рубинштейн должен был уйти из Частного коммерческого банка. Я лично не проронил нигде ни слова о деле Великого князя. Чтобы опровергнуть эти слухи, Рубинштейн совершил следующее. На ежегодном адвокатском балу, собиравшем лучшую петербургскую публику, жена моя продавала за чайным и фруктовым столом. К ней внезапно подкатился шарообразный Рубинштейн, которого жена совершенно не знала, взял из ее рук какой-то фрукт и, положив на стол крупную бумажку, стал оживленно что-то жене рассказывать. Я случайно стоял неподалеку и наблюдал за этой сценой. Жена была очень любезна с крупным жертвователем. Поболтав и поцеловав жене руку, Рубинштейн победоносно отошел и, как мне потом передавали, тут же на балу всем, кому только не было лень слушать, говорил: «Рассказывают, что Гершун меня преследует. Это все выдумки. Вы видели, как я дружески болтал с его женой. Мы с ними очень дружны».

Мне и в Управление стали со всех сторон присылать письма со всякими жалобами и сплетнями на Рубинштейна, и в Управлении образовалось целое досье о Рубинштейне. В числе этих бумаг была копия жалобы, поданной прокурору матерью молодого гвардейского офицера, которого Рубинштейн так запутал в какие-то аферы, что тот не нашел другого исхода, как самоубийство. Обвинение основывалось на мало кому знакомой статье Уложения о наказаниях, карающей виновного в доведении своей жертвы до самоубийства. Дело было прекращено.