Архив еврейской истории. Том 13

Во время одного из свиданий с Левинским я встретился на квартире с каким-то рабочим, как оказывается, с Яковом Петлицким; я расспрашивал его о занятиях, знакомствах, удовлетворив меня по вопросам, ему предложенным, он заявил мне, что намерен добывать средства для партии путем конфискации частного имущества. Я всей силой своего негодования разъяснил ему преступность подобных намерений, после чего он как будто бы в свою защиту объяснил, что равным образом намерен совершить террористические факты, что уже следил за Гессе[488] и Судейкиным[489], надеясь под видом извозчика совершить факты удачно. Я счел своей обязанностью выяснить ему всю непозволительность такого образа действий, при котором всякий по своему единоличному усмотрению и желанию будет совершать террористические факты — невозможно уловить нигде единоличного почина. В конце концов я ему посоветовал вернуться к своим обычным занятиям, оставив в стороне всякого рода слежения и планы, никоим образом не мотивируя своего совета отсутствием денежных средств у Петлицкого для совершения указанных фактов. Виделся я с Петлицким один раз, а не два, как указывает он в показании. Вообще в беседе с Петлицким я не приводил никаких посторонних доводов к тому, чтобы он отказался от своих террористических замыслов, и не упомянул, что эти замыслы могут помешать «чему-то в Петербурге». Это обстоятельство, вероятно, его личное предположение, не более.

В марте месяце 1881 года я приехал в Петербург на короткое время — всего на несколько дней; а в период до конца июня месяца, когда я вновь приехал в Петербург — я разъяснить не желаю. С июня 1881 года до начала марта 1882 года я находился безвыездно здесь, в Петербурге, занимаясь пропагандой принципов партии «Народной воли». В начале марта я выехал в Москву по обстоятельствам личного характера, где и был арестован 19 апреля 1882 года.

Относительно всех предъявленных мне фотографических карточек привлеченных лиц я к сказанному уже мной прежде ничего добавить не имею, равно как и по отношению к тем обстоятельствам, относительно которых был допрашиваем.

В настоящем протоколе приписанные сверху строк слова, а также зачеркнутые принадлежат собственноручно мне.

Савелий Златопольский

* * *

Отдельного Корпуса Жандармов Майор Шеманин

Товарищ Прокурора Генерал Суд[ебной] Палаты Добржинский

ГАРФ. Ф. 112. Оп. 1. Д. 526. Л. 774–778 об.

Протокол №

1883 года мая «28» дня, я, Отдельного Корпуса Жандармов Майор Ножин, на основании закона 19-го мая 1871 года, в присутствии Товарища Прокурора С[анкт]-П[етербургского] Окружного Суда М. Р. Романова, расспрашивал нижепоименованного, который показал:

Зовут меня Савелий Златопольский.

В стенах Петропавловской Крепости я вел сношения с следующими лицами: 1. братом своим Львом Златопольским[490]

, 2. с Кобылянским[491] и 3. Юрием Богдановичем. Сношения возникли в октябре 1882 года по инициативе служителя Жандарма, фамилии которого я не знаю, но приметы его таковы: среднего роста, брюнет, лет 30–35; первоначальные сношения возникли в октябре, и началом их послужило то, что жандарм передал мне во время возвращения из бани записку, в которой просил меня написать письма к Льву Златопольскому, Мартыновскому[492], Дубровину[493] и Кобылянскому с тем, чтобы успокоить всех поименованных лиц в надежности жандарма как посредника в сношениях. Я написал такие четыре записи, и так возникли сношения внутри Крепости. Я помню, что жандарм убедительно просил осведомиться у брата, для чего именно приходил полковник жандармский (фамилии он не сообщил мне), а также узнать, почему арестован жандарм (из числа служащих). До нового года я, несмотря на ранее изъявленное жандармом согласие вести сношения с волей, не доверял ему еще, и лишь с начала [18]83 года установились сношения с волей следующим образом: я послал упомянутого жандарма в табачную лавку (на Забалканском проспекте рядом с Строительным училищем) к Ольге Михайловне Артемьевой[494], моей личной знакомой еще с 1874 года, когда я был в Технологическом институте, в посланном тогда письме я просил Ольгу Михайловну назначить свидание с жандармом в Архиерейском переулке на Петербургской стороне, поближе к крепости для удобства жандарма. Насколько мне помнится, он ходил в лавку только однажды, а не два раза, как заявляет он в своем показании. Ответ на посланную записку получен был им тоже в лавке, причем нужно заметить, роль жандарма была безопасная, т. е. никаких разговоров он не имел в лавке. С конца января свидания с жандармом велись уже на улице в условленном месте; всего записок мной было послано в разное время от 5–7; а получено в ответ меньше, точно сколько, не помню, но не больше пяти.