В тот раз, на кладбище, я писал так мощно, прямо извергался. И мочи из меня вылилось так много, что хватило написать на пыльной земле мои новые инициалы: Б от «Быстрое» и П от «Перо» – и даже черточкой подчеркнуть их.
Когда я подтягивал штаны, вспомнил шутку или поговорку, которую рассказал нам па, как один другому такой заявляет: хоть мочись мне в лицо, но тогда уж не говори, что это дождь, и уже собрался засмеяться, ну, или улыбнуться, но вспомнил, что ведь под стеной Джеронимо похоронен, он же упал с коня и умер и теперь лежит похороненный на кладбище для военнопленников, и я даже загордился, что писал под уродской стеной, из-за которой они были взаперти, выдворенные, пропавшие с карты, то же самое ма говорила о потерянных детях, что они путешествовали в одиночку, а после их депортировали и смахнули с карты, как чужаков. А потом, уже в машине, я оглянулся на то кладбище и прямо разозлился, потому что тем, которые построили эту стену вокруг мертвых пленников, плевать, что на нее кто-то пописал, а потом я разозлился уже из-за Джеронимо и всех военных пленников, чьих имен уже никто не помнит и вслух не произносит.
Я вспоминал их имена каждый раз, когда писал на открытом воздухе, как дикий зверь. Я вспоминал их имена и представлял, как они выливаются из меня, и старался написать на земле их инициалы, каждый раз кого-то другого, чтобы мне никогда не забыть их имен и чтобы земля тоже помнила их:
ВК – Вождь Кочис
ВЛ – Вождь Локо
ВН – Вождь Нана
С – жрица Салива
МК – Мангас Колорадас
И большая Д – Джеронимо.
Мы проснулись, когда солнце уже встало, и я услышал звук мотора, только я сначала не придал ему значения, потому что думал, он мне снился. Но ты тоже услышала его, и мы решили пойти на звук. Мы шли на звук вниз по каменистому склону, пока не увидели с краю от дороги человека, мужчину в белой плетеной шляпе, он на своем тракторе сгребал в аккуратную кучу сено. На такой случай я еще раньше придумал четкую стратегию. Когда мы к нему подошли, от тебя требовалось помалкивать, а мне взять на себя всю говорильню и изображать акцент и говорить уверенно, типа у меня все под контролем.
Так вот, первое, что я сделал, когда мы оказались в паре шагов от него, я сказал: здравствуйте, сэр, можно я вас сфотографирую, уважаемый сэр, и как вас зовут, сэр, а он слегка удивился, но сказал, что его зовут Джим Кортен, и, ясен перец, молодой человек, валяйте, фоткайте, а когда я его сфоткал, он спросил, как нас зовут и куда это мы идем и где же, позвольте спросить, околачиваются в такое чудесное утро ваши родители. Я как услышал, что его зовут Джим Кортен, чуть не заорал от радости, ведь он, значит, и есть хозяин ранчо Джима Кортена, и я отметил это ранчо кружком у себя на карте Континентальной водораздельной тропы, и теперь я знал, что мы шли правильно. Но я не показал никаких чувств, понимал же, что мы не должны выглядеть как потерянные, потому что я еще немного сомневался, можно ли ему доверять, и потому наврал, сказал, нас зовут Гастон и Изабель, и, пока он сам нас не спросил, я поскорее повторил фразу, которую успел придумать, я сказал: а-а, так они на ранчо Рэй остались вещи разбирать, потому что мы только-только сюда переехали. Мы сюда переехали из Парижа, мы ведь французы, сказал я с самым что ни на есть убедительным французским акцентом. А он все еще смотрел на нас, как будто ожидал еще каких-то слов, и тогда я сказал, французские дети, видите ли, очень самостоятельные, и наши старики отослали нас разведать, что здесь и как, чтобы мы не путались у них под ногами, ну, вы понимаете, и заодно попросили пофоткать, а они потом пошлют снимки нашим французским родственникам, и когда он закивал, то я спросил, случайно не могли бы вы довезти нас до водохранилища Биг, чтобы мы и там пофоткали? И кстати, там-то наши старики и обещали нас ждать. Не берусь сказать наверняка, что он нам поверил, и, по-моему, он был немножко пьяный, потому что от него сильно пахло, почти так сильно, как пахнет бензин, но он был славный и довез нас до водохранилища, где мы с ним распрощались и прикинулись, что знаем дорогу, и, главное, прикинулись, что ни разу не умираем от жажды.
Когда он уехал и звук его трактора затихал, как далекое воспоминание чего-то, мы с тобой переглянулись, и каждый точно знал, что думает другой, а думали мы только о попить, и побежали к воде, и легли животами на берегу речки, и сначала пытались черпать воду пригоршнями, но ничего не получилось, и тогда мы раскрыли рты буквой О, как будто мы насекомые, и начали лакать бурлящую воду прямо из потока, как будто наши губы были соломинки для питья. Я видел твои маленькие зубки и как высовывается и засовывался назад твой язык, пока ты засасывала в себя воду.