Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II

Расскажу теперь о своей поездке в завод Якунина. Якунин давно приглашал меня к себе, и вот, условившись с ним, я приехал в Одессу, чтобы оттуда вместе с Якуниным отправиться в Максимовку. Это имение было в пятидесяти пяти верстах от города. В Максимовку Якунин всегда ездил на своих лошадях. Прибыв к нему на квартиру, я застал у подъезда четверку разномастных рысистых кобыл, запряженных в поместительную коляску. Якунин меня уже ждал и тотчас начал собираться в дорогу. Сборы продолжались недолго: взяв из ящика письменного стола большой потрепанный бумажник, туго набитый деньгами, Якунин положил револьвер в карман и был готов в путь-дорогу. Мы вышли на крыльцо. «Трогай, Игнат», – велел Якунин, и большой экипаж загромыхал по одесской граненой мостовой. Нам предстояло пересечь почти весь город. Мы сидели молча и смотрели по сторонам. Город только начинал просыпаться, но в предместье жизнь уже била ключом. Экипаж наш то и дело останавливался, пропуская фуры, груженные сеном, и возы спешивших на базар крестьян. Быстро промелькнула Пересыпь, и экипаж поехал по превосходной, ровной, как стол, дороге. Вокруг была одна выжженная степь. Характер здешних селений своеобразен, они напоминают молдавские и болгарские деревни. Растительность скудная и чахлая, деревья попадаются очень редко, зато почти везде виноградники и бахчи. Долгое время слева от нас тянулась синяя полоса воды – то был знаменитый Куяльницкий лиман, но потом и он исчез, и до самой Максимовки мы ехали по степной унылой местности. В этой части Одесского уезда имения были очень редки: помещики, соблазнившись близостью города, переехали туда. Так что по пути попадались только села, немецкие колонии и хутора.

Лошади у Якунина, привычные к дороге, шли хорошо, и мы проделали весь путь, что называется, в одну упряжку. Разумеется, мы все время беседовали о лошадях. Якунин рассказывал о своей жизни в Москве, о тамошних охотниках, беговом обществе с его интригами, страстями и бегами знаменитых рысаков. Все это было мне очень интересно, так как я сам вскоре собирался переехать в Москву, центр коннозаводского дела России. Мало-помалу мы приближались к цели нашего путешествия. Солнце уже стояло высоко, жара была нестерпимая, пыль не давала дышать. Лошади заметно приморились, и мы решили их попоить, а сами закусить. Вскоре лошади вновь крупной рысью понесли нашу коляску по ровной дороге. Сзади что-то застучало. Слышно было, как кто-то едет в фургоне, но едет очень резво. Игнат повернулся и посмотрел назад. «Что там такое?» – спросил Якунин. «Та то Шарт едет на наших кобылах, мабуть до нас, в Максимовку». Через несколько минут нас обогнал, обдав целым облаком пыли, толстый немец, сидевший со своим работником в новом зеленом фургоне. Он управлял парой рыжих лошадей. Якунин только и успел высунуться из экипажа и крикнуть: «Петушки?!» – «Петушки», – послышался ответ немца, и фургон был уже далеко впереди.

Якунин пояснил мне, что это богатый колонист по фамилии Шарт, у него замечательные лошади, а это его любимая пара – кобылы от Петушка, которых он купил у него, Якунина. «Колонисты – большие любители рысистых лошадей, – заключил Якунин, – но они любят грузную, тяжелую вороную лошадь. Ну да теперь привыкли к моим рыжим и раскупают их нарасхват, только уж больно не любят лысых и белоногих, а о пегих так и слышать не хотят».

В Максимовку мы приехали около трех часов пополудни. Имение располагалось в котловине или, как говорят на юге, в балке. Усадьба была большая, но довольно беспорядочно выстроенная: постройки разбросаны на большом расстоянии, почти все из камня-известняка под железом или глинобитные, крытые камышом. Дом небольшой, одноэтажный, с верандами, затененными диким вьющимся виноградом. Сад тоже небольшой, а конюшни обширные. В доме нас встретила пожилая экономка и чмокнула Александра Васильевича в плечико. Николая Васильевича в это время не было дома. К обеду он подъехал, и с ним тот самый Шарт, которого мы встретили в пути. Мы говорили все время о местных интересах, Шарт рассказывал про деревню, но потом разговор сам собою перешел на лошадей.

Дом Якунина был обставлен просто, но хорошо. Мебель в основном ореховая – это было любимое дерево мастеров эпохи Александра II. Даже рамы портретов – из орехового дерева. Большие зеркала украшали гостиную, по стенам висели портреты и две-три недурные картины одесских художников Костанди и Лодыженского. Меня поразило совершенное отсутствие портретов лошадей. В кабинете стоял громадный письменный стол, заваленный бумагами, и было видно, что хозяин проводил за ним много времени; книг почти не было. В общем, дом производил впечатление нежилого. Зимой Якунины жили в Одессе и проводили в деревне лишь лето.