Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II

Тот вечер в Харькове я провел очень мило. В Харькове, в своем доме, жила г-жа Глушкова, муж которой был очень дружен со знаменитым художником-баталистом профессором Ковалевским. Ковалевский несколько лет гостил в харьковском имении Глушкова и написал там немало картин, часть которых была приобретена самим Глушковым. В те годы я особенно интересовался произведениями Ковалевского. Всего лишь за два года до этого я, будучи в Николаевском кавалерийском училище, часто бывал у знаменитого Репина и, естественно, находился под его влиянием. Репин же очень высоко ставил Ковалевского и ценил его больше, чем Сверчкова. В то время я с этим соглашался, но вскоре выработал собственный взгляд на обоих наших знаменитых художников и стал больше ценить произведения кисти Сверчкова. Однако в то время Ковалевский был еще моим кумиром, и я с трепетом переступил порог дома, где мне предстояло увидеть много интереснейших произведений его кисти.

П.О. Ковалевский. «На конской ярмарке в Рыбинске»

Г-жа Глушкова, узнав о цели моего визита, приняла меня очень любезно и охотно показала свои картины. В ее доме, любуясь этими чудными произведениями, я провел весь вечер. Здесь мне удалось узнать немало интересного о жизни художника. У Глушковой было не менее двадцати картин кисти Ковалевского. Тот был очень дорогим художником, его картины на рынке попадались нечасто. Глушкова также ничего не продавала. В ее коллекции было много превосходных картин, но меня особенно привлек небольшой акварельный рисунок, изображавший Холстомера. Он был выполнен замечательно, но по типу лошади не совсем удачен: это был не рысак, а какой-то идеальный ремонтный конь. Следует заметить, что Ковалевский не любил, а главное, мало чувствовал рысистую лошадь, и в этом отношении его даже сравнивать нельзя со Сверчковым. Куда девалась эта акварель, мне неизвестно, равно как неизвестна и судьба замечательного собрания Ковалевского, принадлежавшего г-же Глушковой. Одну из тех картин после революции я видел у известного охотника П.П. Бакулина в Москве, остальные, вероятно, разбрелись по разным рукам, а может быть, и погибли.

На другое утро Марков заехал за мною в Гранд-отель, и на его рысаке мы быстро домчались до вокзала. На Харьковском вокзале день и ночь кишел народ, жизнь била ключом. Харьков был центральным узловым пунктом: он соединял Москву, Тулу, Орёл и Курск с югом. Отсюда путь лежал в Полтаву, Ромны и Кременчуг. Здесь же была дорога на Николаев, Одессу и другие города Новороссии. Только через Харьков можно было попасть в Славянск, в то время славившийся как курорт. Здесь же брала свое начало Харьково-Балашовская железная дорога, пролегавшая по богатому краю юго-восточной России и соединявшая Харьков с Саратовской губернией. Все лошадники, конечно, знают, что на этой линии лежит и станция Хреновая, одно название которой так приятно отзывается в сердце каждого истинного охотника. Наконец, из Харькова ведут железнодорожные пути в богатейшие угольные и рудные районы страны.

Имение Маркова лежало в Купянском уезде. Мы сели в поезд. Старенькие вагоны, серый люд, толпившийся вокруг них, – все указывало на то, что мы сейчас окунемся в гущу провинциальной жизни. По сравнению с поездами, стремительно подлетавшими к главной платформе, – новенькими экспрессами с международными вагонами, ресторанами, а иногда и салонами, с их нарядной, веселой и праздной столичной публикой, спешащей на курорты Крыма, это был резкий контраст.

Наш поезд медленно двинулся в путь. В вагоне первого класса мы были одни и, чтобы скоротать время, начали говорить о лошадях. Ехать предстояло недолго, часа полтора-два, и я попросил Маркова рассказать, как он сделался коннозаводчиком. Вот его рассказ: