Статья Паншина была первой, где открыто и определенно было выражено мнение против Бычков. Но статья появилось спустя полвека после смерти Бычка. Потребовалось полстолетия, чтобы понять истину, в которой теперь не сомневается ни один генеалог и исследователь породы. Нечего и говорить, что статья Паншина не встретила сочувствия и была принята как ересь. На него посыпался град насмешек, но более умные и дальновидные «бычкисты», по уши со своими заводами погрязшие в Бычках, благоразумно молчали и явно хотели замять неприятный спор. После статьи Паншина все продолжалось по-старому, шла та же погоня за Бычками. Паншин через два года в одной из своих статей (Коннозаводство и коневодство. 1895. № 93) опять коснулся того же вопроса. Он писал: «…всё норовите купить непременно породы Бычка. А сколько Бычков этих самых наблюдали вы и как мало между ними резвых! По большей части гнедые донские лошадки. Я знаю одного коннозаводчика, который купил в производители весьма плохого жеребца породы Бычка только потому, что отметины у него были те же самые, что и у Бычка».
Статьи Паншина встретили у некоторых сочувствие и заставили многих призадуматься. Могу сказать, что именно в то время я усиленно начал изучать орловского рысака и, прочитав обе статьи Паншина, стал составлять свои и проверять прохоровские списки, а вскоре после этого вполне примкнул к мнению, смело высказанному Паншиным. По мере углубления в этот вопрос я выработал те основы самостоятельного суждения о Бычках, которые отразились в моих многочисленных статьях. Моя литературная деятельность была непродолжительна, после 1907 года я всецело ушел в практическую работу и редко брался за перо. Тем не менее я несколько раз печатно успел высказать свой взгляд на Бычков.
С.Г. Карузо под влиянием Ф.Н. Измайлова первоначально высоко ценил Бычка. Сам Измайлов, ученик и последователь Энгельгардта, благоговел перед Бычками, и в Дубровке все было построено на Бычках. Эти свои взгляды Измайлов стремился привить двум «любимым ученикам», как называл он Карузо и меня. Вскоре я буду описывать Дубровский завод и коснусь попутно светлой личности Ф.Н. Измайлова. Тогда я расскажу, какое влияние на формирование моих коннозаводских взглядов имел Измайлов и сколь многим я обязан своему учителю. Однако в вопросе о Бычках я остался верен себе и в противовес «энгельгардтовской комбинации» выдвинул свою теорию Полканов. Измайлов добродушно надо мною трунил, говорил, что без Бычков я не отведу ничего резвого, что Полканы – это Полканы (подразумевалось, что их и сравнивать с Бычками нельзя). Много воды утекло с тех пор: отошел в иной мир сам творец «энгельгардтовской комбинации», грандиозные события пронеслись над Россией: мы пережили войну, революцию, опять войну, на этот раз Гражданскую, успели разрушить почти до основания саму Россию… А рекорд орловского рысака все еще стоит за потомком Полкана!
Настал период, когда и Карузо в своих работах перестал упоминать имя Бычка. Это означало, что он вполне и окончательно разочаровался в линии этого жеребца и сосредоточил как генеалог все свое внимание на чистейших линиях в орловском коннозаводстве. К этому времени относятся его частые споры со мной о Бычке, главным образом о том, что необходимо развенчать Бычка. Карузо считал, что его гражданский долг сделать это, что он «не смеет сойти в могилу, не выполнив его». «Надо развенчать этого подлеца Бычка!» – страстно твердил Карузо, быстро шагая по моему кабинету во время таких споров. Затем он добавлял, что Бычок «провалил» спины орловской породе, понизил чистопородность и ухудшил тип. Все это было верно, развенчать Бычка было необходимо, но сделать это должен был не Карузо. Он был не только учеником Измайлова, но всей своей карьерой, благосостоянием и положением был обязан ему. Выступить против Бычков означало не только выступить против Измайлова и Дубровки, вскормившей, так сказать, Карузо, но и глубоко огорчить Измайлова и… задеть великого князя. Я находил это неудобным, просто невозможным и убеждал Карузо этого не делать. Пока я имел влияние на него, он ограничивался тем, что в своих работах умалчивал о Бычках. Измайлов это заметил и как-то мне пожаловался: «Серёжа ничего не пишет о Бычках!» Я дипломатично ответил, что это хорошо, что будет плохо, если он о них теперь напишет. Измайлов рассмеялся и сказал мне, что он ничего не понял в моих словах, и мы начали говорить о другом. Когда в силу известных обстоятельств мои отношения с Карузо натянулись и я перестал иметь на него влияние, он напечатал-таки заметку о Бычках. Это было в 1907 году.
Вот что писал в этой заметке Карузо: