Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Вытеснение этими тремя линиями всех остальных линий орловского коннозаводства чревато самыми серьезными последствиями, и глубоко прав профессор Э. А. Богданов, который говорит: «…простая осторожность велит сохранить до поры до времени в нетронутом виде основное ядро выдающихся орловских рысаков, как более призовых, так и более густого склада…» Профессор имеет в виду скрещивание орловского рысака с американским, которое он в известных границах допускает. Однако понятно, что те же слова вполне применимы и к данному случаю – господству в современном коннозаводстве трех модных линий, ибо не все ли равно, будет ли погублен орловский рысак – основное ядро породы – сплошной метизацией или же однобоким, неосторожным и неразумным увлечением только тремя линиями данной породы.

В 1912 и 1913 годах Ветрогонка дала двух светло-серых жеребцов – Вальса и Велизария. Я с трепетом ожидал появления на свет этих жеребят. Они, по моей мысли, должны были оказаться необыкновенными по себе лошадьми, так как при скрещивании Громадный – Ветрогонка повторялся Гранит. Однако полученные жеребята оказались очень крупны, несколько беднокостны и, главное, высоки на ногах. Гранит был высоковат на ногах и имел мало ребра́, и несмотря на то, что в остальном это была замечательная лошадь, при инбридинге на него в потомстве закрепились именно отрицательные черты. Невольно возникает вопрос: чего же ожидать для орловской рысистой породы от усиленного закрепления Леска, Корешка и Вармика, которым по себе так же далеко до Гранита, как какому-нибудь весьма почтенному рязанскому мужичку до Аполлона Бельведерского? Вальс и Велизарий, как чистокровные лошади, были кровны и сухи, но в этом отношении они перешли допустимую для рысистой лошади грань, а потому я потерял к ним всякий интерес. Вальс много болел в молодости, и трудно сказать, был ли он резов. Велизарию в двухлетнем возрасте выбили клуб, и он тянул ногу так, что нечего было и думать готовить его на приз.

Вальс (Громадный – Ветрогонка), р. 1912 г., зав. Я. И. Бутовича

Вадим 2.21,7 (Кронпринц – Ветрогонка), р. 1916 г., зав. Я. И. Бутовича

Итак, повторение Гранита оказалось неудачным: полученные лошади отошли от типа рысака, правда в хорошую сторону, к кровным лошадям, но ни один англоман меня не уверит в том, что в этом и есть задача рысистого завода.

После революции Ветрогонка по распоряжению Л. Ф. Ратомского была случена с сыном Громадного Удачным. Результат получился тоже отрицательный. Я предупреждал об этом Ратомского, но он со мной не согласился. Он очень любил Удачного и доказывал мне, что Ветрогонка даст от него замечательную лошадь. К сожалению, прав оказался я: от этой случки родилась не замечательная лошадь, а кобылка, которую выбраковали из завода.

После Вальса и Велизария я решил дать Ветрогонке отдохнуть, и в 1914 го ду она не была случена. В 1915-м она прохолостела, а в 1916-м дала серого жеребца Вадима от Кронпринца. Случая Ветрогонку с Кронпринцем, я буквально с математической точностью повторял то сочетание Бережливый – Крутой, которое дало такие блестящие результаты у Терещенко. В моем распоряжении был прямой потомок Крутого Кронпринц, а кобыла приходилась внучкой Бережливому. Полученный жеребенок вполне оправдал мои надежды и реноме этого сочетания. Вадим оказался очень хорош по себе и, хотя его загубили революционным воспитанием, все же был в Москве 2.21.

В 1916 году я послал Ветрогонку к Барину-Молодому. Я был несколько напуган излишней кровностью Велизария и Вальса и дал Ветрогонку Барину-Молодому, как жеребцу простому, грубому и тяжелому, несмотря на его небольшой рост. Кроме того, я ценил наличие в родословной Барина-Молодого имени Пригожая, сына Полкана 6-го. В 1917 году Ветрогонка дала от Барина-Молодого серую кобылу Вяжлю. Вяжля была хороша по себе и стала любимицей Ратомского. После того как бега были восстановлены, Вяжля показала безминутную резвость и рано, в пять лет, была взята в завод. К сожалению, после первого своего жеребенка она перестала жеребиться.

Видя, как хорош Вадим, я опять дал Ветрогонку Кронпринцу и на этот раз получил замечательную светло-серую кобылку, которую назвал Венерой. Она по праву носила это имя и была одной из лучших кобыл, родившихся в моем заводе. Несмотря на свою молодость, Венера очень напоминала знаменитую толевскую Волну. Венера погибла в полтора года, поранив ногу, от заражения крови. Не только я, но и Ратомский горевал о ее гибели.

Затем два года кряду от Кронпринца Ветрогонка имела еще двух кобыл, но и к ним судьба оказалась безжалостна: обе погибли. В первый раз из-за того, что Ветрогонка жеребилась в ночь под Пасху и никого в конюшне не было, а во второй раз дежурный «товарищ» просто проспал. Третья кобыла от Кронпринца и Ветрогонки пала годовичком. От Ветрогонки осталась лишь серая кобыла (от Эльборуса), рожденная в 1926 году.