Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

В то время когда я жил в Москве и издавал журнал «Рысак и скакун», начались успехи на призовом поприще известного наумовского Мира, сына Могучего 2-го и Дали. М. М. Наумов, как и я, имел квартиру в членском доме при беговом ипподроме, в так называемых белых номерах, в отличие от красного флигеля, где жили Пейч, Феодосиев, Бибиков, Петион, Блохин, Хрущов и др. Эти флигели, разделенные на уютные квартирки, носили названия по цвету, а отнюдь не по партийной принадлежности живущих в них лиц. Естественно, я часто бывал у Наумовых и, как человек молодой и только начинавший свою коннозаводскую карьеру, внимательно прислушивался к словам Наумова и старался почерпнуть побольше сведений. Человек он был угрюмый, суровый и необщительный, жил крайне замкнуто. Женат он был на г-же Богданович, у семьи которой в свое время также был рысистый завод. Наумов мне симпатизировал. В то время это был уже известный коннозаводчик и человек очень почтенных лет. Он имел репутацию знатока бегового дела и замечательного ездока: сам ездил в свое время на призах и выступал не без успеха на ипподроме, хотя на Мире тогда ездил М. Цыбаев. В молодости Наумов дружил с Коротневым, который также был превосходным наездником. Граф Воронцов-Дашков пригласил Наумова заведующим школой наездников при Хреновском заводе, и Наумов прожил там несколько лет. Он написал брошюру по теории езды и выездки рысака, ныне это библиографическая редкость. Словом, Наумов был авторитетом по части езды, и репутация его в этом отношении была твердо установлена. Как коннозаводчик он примыкал к известной «Елецкой академии» – группе коннозаводчиков, объединившихся вокруг Коротнева, Хрущова, Стаховича и некоторых других. Наумов во время своей долголетней коннозаводской деятельности выводил резвых, а иногда и классных лошадей. Жеребцы его завода Мир и Дом были действительно знаменитыми призовыми рысаками. Завод Богдановичей он также вел с большим успехом, и оттуда появился известный Могучий 2-й. Будучи очень экономным и даже скупым человеком, свой завод Наумов вел по-спартански: кобылы несли все сельскохозяйственные работы в довольно значительном имении, кормили их плохо, воспитывали крайне сурово, держали лошадей на открытых варках. Несмотря на все это, из завода Наумова выходили не только резвые, но и классные рысаки. Это я объясняю удивительной приспособляемостью орловской рысистой породы к самым тяжелым условиям воспитания и содержания. Мне всегда казалось, что если при таких тяжелых и ненормальных условиях у Наумова все же появляются резвые рысаки, то, поставив маток в культурные условия, можно было вывести от них выдающихся лошадей. Вот почему я стремился купить двух-трех кобыл в этом заводе. Наумов кобыл не продавал, а попросту пускал их всех без разбору в работу и затем случал. Завод у него был очень больших размеров, но жеребят было мало, так как многие кобылы скидывали либо жеребята вскоре погибали. Наумов не мог продавать кобыл и из-за большого процента отхода и всех рождавшихся у него кобылок пускал в завод. Он считал такое ведение дела выгодным и нормальным. В 1912 году Наумов предложил мне купить у него трех заводских маток, говоря, что ему нужны деньги. Я охотно согласился и заглазно купил у него Безделушку, Бестию и Подать. За кобыл я заплатил довольно значительную цену, так как Наумов считал их лучшими заводскими матками, а Подать уже дала резвую призовую лошадь. Когда кобыл привели, я пришел в ужас от их вида: они хромали, были худы, побиты хомутами и седелками. Я с сожалением смотрел на них и думал о той тяжелой судьбе, что выпала на долю рысистых кобыл у Наумова, и о том, как велик и талантлив орловский рысак, если от таких кобыл и при таких условиях воспитания и содержания могут появляться первоклассные лошади.

В. Ф. Шереметев

По себе эти кобылы также были нехороши: мелкие, с простыми головами, беспородные на вид. Нечего было и думать оставлять их в заводе, и я решил их продать как можно скорее. Однако это оказалось не так-то легко сделать. Я продавал их целый год – и это в Прилепах, где лошадей брали нарасхват! В конце концов эти кобылы так мне надоели, что я их перевел на рабочую конюшню, но и оттуда их просили убрать. Тогда я Бестию подарил своему доктору Фурсову, Безделушку продал за гроши графу А. Л. Толстому, а Подать отправил в Дубровский завод. Это было в 1913 году.