Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Когда Скала закончила свою беговую карьеру и поступила в завод, за ее заводской деятельностью стали с напряженным вниманием следить все охотники, что было совершенно понятно. Однако первые годы после поступления в завод Скала не жеребилась, и интерес к ней остыл. Мало-помалу ее позабыли, сочтя, что она погибла для коннозаводства. Воейковой до поступления Скалы в завод предлагал за нее громадные деньги и в придачу двух кобыл граф Воронцов-Дашков, который очень ценил голицынский завод. Воейкова отклонила это предложение, после чего никто уже не торговал кобылу, ибо то, что не удалось осуществить графу Воронцову-Дашкову, едва ли мог осуществить кто-либо другой. За год до покупки мною завода М. В. Воейковой Скала наконец принесла темно-серого жеребенка. Об этом почти никто не знал, иначе не видать бы мне никогда не только Скалы, но и всего воейковского завода. Этот жеребенок оказался единственным приплодом Скалы в Лопандине. Ко мне в 1909 году Скала пришла холостой от знаменитого американского жеребца Гей-Бингена. В том же году я случил ее с Магом, так как мой завод был еще на Конском Хуторе и мне не хотелось рисковать, посылая туда Скалу, которая находилась в Москве. Скала стояла на призовой конюшне графа Стенбок-Фермора, и он, зная о том, что Воейкова решила продать свой завод, показывал Скалу неохотно и скрывал от других, что она уже имела в предыдущем году жеребенка. Стенбок-Фермор, который одно время вел призовую конюшню Воейковой, надеялся получить Скалу для себя; когда же я, купив завод Воейковой, предъявил ему письмо с просьбой передать мне кобылу, его удивлению не было конца.

Купив Скалу, надо было подумать, с кем ее случить. Я остановился на жеребце Маге потому, что, будучи очень хорош по себе, он к тому же являлся сыном Беркута, а я всегда ценил эту лошадь и ее породу, и еще потому, что у Мага был превосходный характер, а Скала на езде была сумасшедшей кобылой. Эта случка оказалась удачной: в 1910 году Скала приплодила во всех отношениях замечательного вороного жеребчика, которого я назвал Самолётом. Жеребенок был выдающийся: густой, костистый, дельный, широкий и породный. Моему ликованию не было конца, и в том же году я покрыл Скалу Боярином. Она прохолостела, затем была покрыта Громадным – и опять прохолостела. Тогда я послал кобылу в Москву, где ее покрыли с Ухватом завода Стаховича, но и в 1914 году Скала осталась холоста. В 1915 году я решил наконец с ней расстаться и продал ее в Тулу. Ни одна кобыла так меня не расстраивала, как Скала. Действительно, иметь в своем заводе рекордистку, замечательную во всех отношениях кобылу, ежедневно ею любоваться, каждый год волноваться, ожидая от нее приплода, – и в течение шести лет разочаровываться. Это оказалось выше моих сил. Я решился продать Скалу, только бы ее увели с глаз долой!

Скале было тогда 20 лет, и я ее продал И. В. Попову, который поставлял мне мясные и бакалейные товары для дома. Когда через некоторое время я приехал в Тулу и увидел знаменитую Скалу в прасольских саночках возле мясной лавки Попова, сердце мое сжалилось и я велел Ситникову купить рекордистку обратно в завод и дать ей там спокойно дожить свои дни. Однако Ситникову это не удалось, ибо Скала была уже куплена Платоновым. Случилось это так. Сын мясника Попова Александр был страстным охотником до лошадей. Однажды в воскресенье, после обеда, когда вся Тула высыпала на Киевскую улицу на гулянье, он запряг Скалу в маленькие сани и выехал ее примерить с остальными тульскими рысаками. Скале было 20 лет, и такая мысль могла прийти в голову только семнадцатилетнему гимназисту. Но дерзость юноши прошла столь удачно, что об этом катанье заговорила вся Тула. Скала, двадцатилетняя старуха, в руках гимназиста ехала так, что ее не мог обогнать ни один тульский рысак, и когда Платонов выехал в санях на своем знаменитом Чертоге, то и его объехал Попов на Скале, что называется, с ушей. Все гудело от восторга, что мальчуган достал такую лошадь, объехал «самого», то есть первого охотника и богача в городе. Прямо с гулянья Платонов поехал на двор к Попову, вызвал Илью Васильевича и спросил, что это за лошадь у его сына. Попов ничего не знал о катанье и сказал, что это Скала. Платонов ее тут же купил, говоря, что хотя Бутовичу и не удалось отвести от нее жеребят, но что он попытает счастья. Злые языки, которых так много везде, а в Туле их было всегда особое изобилие, говорили потом, что Платонов купил Скалу вовсе не для завода, а только затем, чтобы вторично не встречаться с ней на катанье.