Архив Троцкого (Том 3, часть 1)

Если даже и не согласиться с той категоричностью с какой тов. Дингельштедт заявляет, что «соглашатели... вынуждены были бы отказаться от буржуазной власти», то все же совершенно бесспорным является, что колоссальную помощь меньшевикам оказала мартовская линия большевиков. Тот факт, что не был ясного и четкого отграничения позиции большевиков по вопросу о власти от позиции остальной части т[ак] наз[ываемой] «революционной демократии», что разногласия были как-то смазаны, несомненно способствовало подчинению пролетариата мелкобуржуазному влиянию. Каждый участник событий тех дней в Питере (в особенности, если он был агитатором, как пишущий эти строки) не может не знать о тех настроениях питерских рабочих в первые дни организации власти, которые я бы назвал настроениями недоумения и злобного возмущения: неизменно задавался один и тот же вопрос: «Как же это так? Почему Милюков и Гучков в правительстве? Зачем припутали Государственную думу?» и т. д. и т. п. Это недовольство рабочих не только не нашло своего политического выражения в тактике большевистской партии (я уже не говорю о нас — «межрайонцах»[342], которые в этих вопросах просто плелись в хвосте большевистских руководителей), но было просто притушено... Поэтому Ленин был прав именно тогда, когда он своим гениальным чутьем революционера сразу при отсутствии точной информации понял, что новое правительство вырвало власть из рук победившего в героической борьбе кровавой пролетариата (см. «Набросок тезисов 17-го марта»). Основные массы рабочих своей власти добровольно не сдали, как не сдают они ее сами никогда, а их «представители» за их спиной проделали это...

Но почему же эти не желавшие сдавать власть рабочие примирились с этим фактом, почему они не переизбрали своих представителей, оказавшихся «представителями» (в кавычках)? Могут мне возразить. И на этот вопрос тов. Дингелыптедт дает вполне исчерпывающий ответ. Он очень кстати приводит следующее место Ленина: «один из главных, научных и практически-политических признаков всякой действительной революции состоит в необыкновенно быстром крутом, резком увеличении числа «обывателей», переходящих к активному, самостоятельному, действенному участию в политической жизни, в устройстве государства...

Гигантская мелкобуржуазная волна захлестнула все, подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идейно, т. е. заразила, захватила очень широкие круги рабочих мелкобуржуазными взглядами на политику» (т. XX, с. 114-115). Вот почему мелкобуржуазному руководству пролетариата удалось притушить временно недовольство рабочих фактом передачи власти буржуазии. То же фактически имело место и в германской революции 1918 года.

Ну, а требование правых большевиков «общесоциалистического» правительства: «от энесов до большевиков» — разве оно исходило из ленинской концепции 1915 г. о допустимости «участия социал-демократов во Временном революционном правительстве вместе с демократической мелкой буржуазией... но только не с революционерами-шовинистами». Ведь этим правые большевики подписывались целиком и полностью под левоменьшевистским изданием старой ленинской формулы 1905 года, которая во время империалистической войны при шовинизме мелкобуржуазных партий превращалась в карикатуру на «революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства». Ведь не только энесы, но эсеры, и меньшевики в это время целиком оставались на своей оборонческой, шовинистической позиции, а поэтому и не были «последовательно революционными даже в смысле демократической революции».

Какую же «революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства можно было осуществить в блоке с ними?

Итак, мы видим, что позиция правых большевиков расходилась не только с новой установкой Ленина 1917 г., но и с его установкой 1915 г.

Они требовали блока с «революционерами-шовинистами», надеясь на неизбежный переход мелкой буржуазии на сторону пролетариата, несмотря на весь опыт за период февраль—октябрь 1917 г. Это уже было фактической сдачей «беспомощно на милость мелкой буржуазии», как предупреждал в своих «Письмах о тактике» Ленин, и которая, как совершенно правильно отмечает Л.Д.[Троцкий], вытекала из «действительной паники перед мужиком» (из его Послесловия к «Что же дальше?» — «Июльский пленум и правая опасность»), ибо, как нельзя было до Февральской революции ориентироваться только на неизбежную контрреволюционность мелкой буржуазии, так нельзя было после Февральской революции продолжать строить свои расчеты только на неизбежный переход мелкой буржуазии на сторону пролетариата для завершения буржуазно-демократической революции.