Архивариус, или Игрушка для большой девочки (переиздание)

Стоять здесь, в этом холоде, надвигающихся сумерках, по щиколотку в воде, в которой, как ей кажется, уже что-то шевелилось и ждать конца, было невыносимо.

Раньше, в детстве, она смело могла войти в любую чащу, правда, при этом ее маленькая ручка всегда покоилась в широкой отцовской ладони.

– Корнилыч! – невольно возопила Ксюша, не осознавая бессмысленности своего вопля – Миша!

Никто не отозвался.

Наконец, пережив кое-как приступ ужаса, Ксения решила вернуться обратно. Лучше снова выйти к монастырю а затем, уже по дороге, на станцию. Обратиться за приютом в монастырь она даже не помышляла. Взгляд настоятеля все еще ощущался всем ее организмом. У нее уже не оставалось сомнений, что это

он ее преследует, и он ее сюда завел и вряд ли даст возмож-

ность спастись вообще.

– Корнилыч! – снова, едва не плача, снова взмолилась Ксения и бросилась в обратную сторону.

– Я тебя люблю, спаси меня!…

Лишь когда стало трудно различать окружающий лес, и она изрядно утомилась от бесплодных метаний, острота страха притупилась, и к Ксении вернулись способность хоть как-то соображать. Заболоченный участок она, к счастью, преодолела, но никаких признаков дороги – ни железной, ни проселочной обнаружить так и не смогла.

Ей повезло когда на небе сверкнули первые звездочки (облачность стала рассеиваться) – она вышла на край большого поля. Вначале Ксюша ужаснулась, приняв его еще за одно болото, но, присмотревшись, поняла, что это подарок судьбы. На большом пространстве колосилось что-то напоминающее пшеницу. Ксюша шагнула вглубь, сорвала в ладонь несколько колосков. Овес. Если это поле, то к нему должна быть проложена какая-нибудь дорога. Только как обнаружить ее? Становилось совсем темно. Ксюша пошла по краю поля, присматриваясь к малейшим признакам, напоминающим возможность проезда. Оно оказалось огромным и, когда Ксения обследовала не меньше километра обочины, в глубине леса ей показался огонек. Деревня? Домик? Хутор? Она собралась, было, двинуться в ту сторону, но обратила внимание, что свет колеблющийся. Костер. Не успела она рассмотреть толком, что там, как вдруг треск сучков во тьме и мужской голос заставили ее сжаться.

– Черт побери! Что тебя здесь носит! Чуть не пристрелил. Думал медведь. Что ты здесь делаешь?

Из тьмы выделилась фигура человека и приблизилась к ней. Это был мужчина, довольно крепкий, похоже, немолодой. В руках ружье.

– Я заблудилась, – пролепетала Ксения, не зная радоваться ей или запевать отходную.

– Куда же тебя занесло?

– На станцию. Она где-то здесь рядом.

– Которая? До обеих, километров по пять, не меньше.

– Не помню названия. Я приезжала к монастырю. Где он?

– Ну, ты забрала сильно в сторону. Сейчас уже и не найдешь. Да и ночь…Теперь уж отсидись здесь до утра, потом я тебя выведу. Иди к костру.

Костерок был небольшой. Рядом с огнем скамейка из обломка доски положенной на деревянные чурки. За ней шалаш из сосновых веток.

– Из деревни я, – усмехнулся дед, заметив, что Ксения его рассматривает. – Медведя тут сторожу. Он на поле приходит откармливаться овсом. Нагоняет жирок. Осень уж на носу.

– Так вы браконьер? – смелее спросила Ксюша, устраиваясь на скамейку с постеленной на доске фуфайкой и протягивая промокшие ноги к огню.

– Да никакой я не браконьер. Хочу с одним тут посчитаться. Машеньку мою порешил прошлой зимой.

Ксюша испуганно подняла глаза.

– Девочку, что ли?

– Телочка у нас была. А его кто-то среди зимы поднял… Медведь-шатун. Вот он с голодухи и стал разбойничать. Я его приметил. Он если взялся скот драть, то остается один только выход, порешить самого. Хотя и он то не виноват. Тут надо бы того, кто потревожил. Нельзя в природу вмешиваться. Уж, коли, уснул, не тревожь…

– Это ты обо мне?

– Да нет, это я так, вообще…Ты поесть, пожалуй, хочешь?

Ксюша задумчиво рассматривала его: не по сезону напяленная лыжная шапочка, небритое, серебрящееся в свете костра лицо.

– И что, убить, это единственный выход?

Дед немного подумал.

– Так нет. Если очень уж жалко можно, наверное, подкармливать. Только что из этого выйдет? Этот уже безнадежный. Раз сорвался…

– Но сейчас лето. Он мог бы питаться ягодами, тем же ов-

сом.

Дед налил в алюминиевую кружку уже заваренного кипятка из чайника, протянул Ксении и показал на приоткрытый рюкзак.

– Там сухарики есть… Нет, мой уже овсом не перебьется. Хватил другого ему уж и не остановиться.

– Выдумываешь ты все! – рассердилась Ксюша.

– Жалеешь?! – рассмеялся дед. – Да, может, я его еще и не убью. Каждую ночь заседаю здесь, а все впустую. Да и мы сейчас такого шума напустили, что и волки бы разбежались.

После чаепития охотник предложил Ксении подремать немного в шалаше.

– Там одеяло есть… А я посторожу.

Ксении долго не спалось. Мерещились какие-то тени, напоминающие фигуру то медведя, то Корнилыча, какие-то вздохи, другие звуки. Потом все спуталось со сновидениями.

Проснулась она с первыми лучами солнца – погода прояс

нилась. Высунулась из шалаша. Медвежатник дремал на своей скамейке, опираясь на ружье, зажатое между колен.