— Водку то всю вылакал? Налей мне.
Ксения вновь достала бутылку. Женя выпила и закусила корочкой хлеба.
— Вот что, любимый, — подняла она глаза на Василия. — Завтра пойдем сдавать анализы. Проведем экспертизу. Генетическую. И все станет ясно.
Василий долго задумчиво смотрел на нее, словно что-то вычислял, потом не совсем в тему признался:
— Я люблю тебя.
Глаза у Жени немедленно заполнились слезами.
— Дай ей успокоиться, — вытолкала Ксюша капитана из кухни.
Женя сидела неподвижно и молча лила слезы.
— Иди умойся и успокойся. Может быть, все обойдется.
Женя неожиданно кивнула головой.
— Конечно, все обойдется. Ни на какую экспертизу мы не пойдем. Будем жить вместе. Детей заводить не будем. Все равно не вытянуть… Паспортные данные у нас не совпадают. Маманя, как я знаю, отчество мне придумала с фонаря, а фамилия ее…
— Малыша можно взять и в детдоме. Только свою мамашу надо как — то…
— Утопить такую сучку надо, — зло высказалась Женя. — Рожает, от кого попало, потом разбирайся тут. Трахалась бы с муляжом в униформе. Хоть адмиральской… И гены то, наверное, от нее, потаскухи… — Женя на секунду остановила взгляд на двери и окликнула:
— Василий!
Тот появился сразу же. Женя поднялась и неожиданно обхватила его за шею.
— Послушай, вот здесь, перед Ксюшей, я клянусь, что никогда, никогда кроме тебя у меня не будет другого мужчины. Если я только предам тебя, хоть в мыслях, удавлюсь тут же…
Василий, видимо обалдев от такого монолога долго не мог понять, что ему делать, наконец обнял ее. Уткнувшись в его плечо она продолжала всхлипывать.
— Ну, ну, успокойся. Я тебе верю, — забормотал Василий.
Ксения взглянула на часы. Пора уходить и в темпе. Иначе опоздает на поезд. Спаянные обрушившейся на них драмой, видимо, так и не поняли, когда она исчезла. В любом случае, на столе осталась ее записка.
Корнеич стоял у бюста Петру в световом зале, как часовой.
— Что случилось?! Когда ты слямзил мой паспорт? Почему я должна ехать?!
Сыщик сдержанно улыбнулся.
— Потому что пора. Через сутки в порт возвращается твой муж. Да ты и сама собиралась.
— Может быть, я не хочу?! Как я могу уехать, если ничего так и не понятно? Если мы не нашли Михаила, даже толком не знаем, что произошло. Ты же мне обещал… Коломбо хренов! Ведь даже мне понятно, что там замешана это стерва Коклюшкина. Почему ты не дал нам ее раскрутить? Мы с Женей клещами бы вытащили правду. Разве у вас, дубоголовых, не вызывает подозрение, что она слишком хорошо знает квартиру и переставлено там все ею.
— Это ее квартира, — нехотя протянул Корнеич.
— Как это ее? — опешила Ксюша.
— По завещанию.
Ксения решила, что у нее слуховые галлюцинации.
— Какому завещанию? В связи с чем?
— В связи с тем, что он когда-то так решил.
Ксения схватила брошенную у ног сумку, затем снова опустила ее.
— Она была его любовницей? Эта то кикимора?!
Корнеич усмехнулся и покровительственно взглянул на взъерошенную собеседницу.
— Не всегда же она была кикиморой. Лет двадцать пять назад могла, наверное, и соблазнить. Он тогда вышел из заключения — отсидел ни за что пять лет. Потом его реабилитировали. Коклюшкина подрабатывала медсестрой в зоне. Согрешили или нет не знаю, но, вернувшись в Питер, родила и быстренько отреклась от него. Хотела выйти за одного высокого чиновника. Когда не получилось, затеяла с тем управляющим тяжбу по установлению отцовства. Года два мутила воду и осталась у корыта…
— Зачем же он завещал ей квартиру?
— Наверное, думал, что это его дочь. А может она и в самом деле его. Экспертизу ведь не проводили. Так что, очень может быть, что медальон, который ты у нее отняла, придется вернуть. Возможно, он принадлежит ей по наследству. Дорогой ведь. Антиквариат. Да еще с бриллиантом.
— Вот уж, черта с два! Разве она не сказала тебе, что когда он совал в карман эту подвеску, называл мое имя. Он перепутал ее со мной, потому что ждал меня… Или она считает, что это плата за ее порванные трусики?
Корнеич задумался и согласился.
— Ну, может быть. Только о каких трусиках ты говоришь? Он никаких насильственных действий не совершал. Может и намеревался — человек был в состоянии аффекта. Но не совершал.
— О каком состоянии аффекта ты говоришь?!
Корнеич долго рассматривал что-то у себя под ногами.
— А ты что, в самом деле, не понимаешь?
Ксюша порозовела и досадливо отмахнулась.
— А если было бы написано новое, оно аннулировало бы предыдущее?
— Да. Тогда бы это меняло дело.
Если Коклюшкина предполагала, что действует прежнее завещание, она должна была подъезжать к Корнилычу, чтобы чего не вышло. Потому там и ошивалась. И там должны быть ее отпечатки. А, чтобы он не вздумал изменить завещание…
Корнеич с любопытством уставился на Ксюшу.
— Ты настоящий следопыт, Только следов Коклюшкиной или кого — нибудь в комнате архивариуса не найдено.
Перестановкой и ремонтом занимался он сам. Эти перекрашенные полы, наклеенные кое-как обои, заколоченная гвоздем дверь в твою комнату, разбитый светильник в душевой комнате… Это не говорит ни о чем?
— О чем? — захлопала глазами Ксюша.
— Ты же обещала, что скоро приедешь.
— Он что запил?! Не верю!