Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера

В жизни коренных обитателей этих регионов решающие изменения произошли после смерти Сталина в 1953 г., когда система трудовых лагерей перестала быть основой промышленного развития, а Дальстрой — крупнейшее подразделение ГУЛАГа и последняя из северных территорий с особым статусом — превратился в обычную провинцию. Проблема рабочей силы на Севере приобрела исключительную остроту, а будущее местных жителей стало напрямую зависеть от способа ее решения. Впрочем, решение ни у кого не вызывало сомнений: даже если пренебречь опытом Главсевморпути и предположить, что коренные обитатели Севера могут стать добровольными и квалифицированными пролетариями, их численность была совершенно недостаточной для реализации этой цели. Уже в 1956 г. ЦК и Совет Министров призвали советских юношей и девушек ехать на Север и занимать там рабочие места, освободившиеся после выхода из лагерей их родителей^{1333}. В интересах массовой миграции были значительно увеличены «северные надбавки» к зарплате и пенсионные льготы, и, поскольку коренные охотники и собиратели по-прежнему не могли прокормить переселенцев, центральным снабженческим организациям велели расширить их (весьма невыгодную) деятельность в регионе. К 1959 г. население семи сохранившихся автономных (в прошлом национальных) округов составляло 349 510 человек, в том числе 70 049 представителей коренных народов. Двадцатью годами позже соотношение было соответственно 997 556 и 81 012 человек. В Ямало-Ненецком округе численность иммигрантов удвоилась, на Чукотке — утроилась, а в Ханты-Мансийском автономном округе возросла в 4,6 раза. Удельный вес коренного населения в относительно слаборазвитом Корякском округе сократился с 27,7 до 22,6%, на Чукотке — с 25,8 до 9,0%, а в богатом нефтью Ханты-Мансийском округе — с 14, 5 до 3,2%

^{1334}.

Не имея отношения к индустриализации (а значит, и ко всемогущим центральным министерствам) ни в качестве источника рабочей силы, ни в качестве поставщиков продовольствия, поселения и стойбища коренных народов стали экономически «нежизнеспособными» и, следовательно, бесполезными. Министерства, занимавшиеся экономическим развитием Севера, не отвечали перед местной администрацией, а местная администрация, всецело зависевшая от выполнения плана, не отвечала на требования коренного населения, которое обеспечивало ничтожно малую долю региональной продукции. Нужно было что-то делать, и в 1957 г. ЦК партии и Совет Министров выпустили совместное постановление, обязывавшее всех северных инвесторов, больших и малых, вовлекать коренные народы в реализацию крупных промышленных и сельскохозяйственных проектов — по большей части с помощью системы льгот при найме на работу и продвижении по службе, но также через интенсификацию традиционного оленеводческого, охотничьего и рыболовного хозяйства^{1335}

.

Чтобы контролировать этот процесс, в 1962 г. при Совете Министров РСФСР была создана специальная группа (позже «отдел») экономического и культурного развитая народов Крайнего Севера. Такие же отделы были сформированы в нескольких северных областях и во многих министерствах^{1336}. Таким образом, контролеры служили в тех же учреждениях, что и их подконтрольные. Более того, поскольку промышленному росту и развитию хозяйства коренных народов придавалось далеко не одинаковое значение, новые защитники туземных интересов оказались в подчинении у тех, кто, согласно партийному постановлению, «недостаточно учитывают… обычаи и традиции» местного населения

^{1337}. По словам С.И. Балабанова, возглавлявшего Московский отдел в 1980-е годы, система «была не вполне эффективной» из-за того, что министерства и местные органы власти не думали ни о чем, кроме выполнения плана^{1338}

. Теоретически отделы развития народов Крайнего Севера на местах подчинялись и областным чиновникам, и центральному отделу, но зарплату они получали от местных исполкомов. Поэтому вряд ли следовало удивляться, что «главы облисполкомов не всегда уважительно относились к работе отдела»^{1339}. В то же время Совмин РСФСР не всегда уважительно относился к своему собственному северному отделу, который, по словам его многолетнего главы, состоял по большей части из бюрократов-неудачников, надзиравших за своими более успешными коллегами.