Арктика в Великой Отечественной Войне

«Корму оторвало волной до машинного отделения. Корма утонула. Держусь на поверхности. Ветер — зюйд, десять баллов…», — сообщил по радио командир «Сокрушительного». К этому времени из Иоканьги к месту катастрофы вышли эсминцы «Новик» «Урицкий» и «Валериан Куйбышев», из Ваенги пришел «Разумный». Однако аварийный «Сокрушительный» взять на буксир не удалось: шторм продолжал бушевать, канаты и тросы рвались.

Обстановка на гибнущем эсминце сложилась тоже аварийная — уже в смысле человеческого фактора. При неудачной попытке спустить шлюпку несколько моряков оказались в ледяной воде, и тех, кого удалось вытащить, разместили в ленинской комнате, выдав им порцию спиртного «для сугрева». Пока переносили в кают-компанию продукты и спиртное, несколько краснофлотцев добрались до водки, и вскоре часть экипажа была пьяна и даже впала в буйство. Командир БЧ-3 старший лейтенант Лекарев, угрожая пистолетом и обещая выбросить за борт, гонял пьяных с палубы. Он же, по свидетельству выживших, кричал: «Настал час покинуть корабль, так сделайте это с гордостью и достоинством советских моряков!»

По воспоминаниям матроса Петра Никифорова, тяжелейшую ситуацию еще больше осложнило мучительное ожидание то ли помощи, которая подойдет, то ли неминуемой гибели. «Личный состав „Сокрушительного“ в это время слонялся по кораблю без дела. Склады продуктов и обмундирования были открыты, и обычный корабельный порядок перестал поддерживаться…»[214]

.

Никифоров в своих мемуарах описывал ситуацию, когда искушение просто неминуемо должно было победить хотя бы часть команды.

Эсминец «Сокрушительный».

Фото: https://waralbum.ru

Бронзовый матрос-сигнальщик на станции метро «Площадь Революции»

«Из открытого вещевого склада можно было брать любое обмундирование — от носков до шубы, — но никто к ним не прикоснулся. Сухую провизионку, где хранились продукты питания, тоже открыли, и я взял булки и консервы. В это время появился матрос из боцманской команды (фамилии не помню), который мне сказал: „Здесь, в мокрой провизионке, под замком находится сто литров водки, сам выгружал. Жаль, что добро пропадает, давай, Петя, собъем замок!“ Я с ним не согласился и ушел. Через некоторое время этот матрос все-таки сбил замок и, набрав чемоданчик поллитровок, разнес по кораблю весть о возможности выпить. Некоторые моряки этим воспользовались… Предвидя, что силы могут пригодиться, я выпил граммов сто и хорошо поел. Под срезом полубака играли на баянах и пели „Раскинулось море широко“. Никто из офицеров в происходящее не вмешивался…»[215]

.

Впоследствии в материалах расследования будет сказано: «Но в эти трагические часы большинство командиров боевых частей и служб забыли о своем долге и чести офицера, утратили командный голос, долг коммуниста, превратились в сторонних наблюдателей. На верхней палубе отдавать приказы, руководить швартовыми работами, спасением моряков и поддержанием дисциплины приходилось не старшему помощнику командира Рудакову, а командиру минно-торпедной боевой части старшему лейтенанту Лекареву и командиру зенитной батареи Епикову… Руководил борьбой за живучесть не главный механик корабля (командир БЧ-5) Сухарев, а политрук Владимирский и главный боцман Сидельников…»[216].

Из-за шторма не удались и все попытки прибывших на помощь эсминцев пришвартоваться к гибнущему кораблю борт к борту. Начали налаживать канатную дорогу, чтобы переправить людей на «Валериан Куйбышев». На «Сокрушительном» этим опасным процессом руководил старший лейтенант Лекарев. Один из участников событий вспоминал: «Первая партия была боцманом и Лекаревым переправлена без жертв, готовили вторую. Но тут с мостика спустилось на полубак командование корабля: командир корабля Курилех, военком Калмыков, старший помощник командира Рудаков, командир БЧ-2 Исаенко, командир БЧ-1 Григорьев, командир БЧ-5 Сухарев, командир БЧ-4 Анисимов и доктор (лекпом) Иванов. В момент опасности они бездействовали, сказались больными, а сейчас при первой же возможности кинулись спасать свои жизни… Их переправили во второй партии»[217].

После этого из-за усиливающегося шторма и 20-градусного мороза начали рваться даже те канаты, который использовались для переправы. Заново налаживали канатную дорогу из пенькового троса и привязанных к нему спасательных кругов. С эсминца «Урицкий» бросали концы, чтобы прыгающие в воду матросы могли за них хвататься, а спасатели вытаскивали бы их на палубу. Боцман Сидельников с «Сокрушительного» тоже перебрасывал концы на ближайшие эсминцы, он и Лекарев успокаивали и наставляли людей перед прыжком в воду.