Арлекин. Судьба гения

«По сущей правде и совершенно чистой совести, чрез сие всенижайше доношу, – сообщал он, – что Артемий Петрович со мною никаких советов и рассуждений ни о ком никогда не имел, и я, кроме того, что в первом моём известии обстоятельно показано, ни в чём не имею ни малого участия. Ибо, когда я бывал в его доме, то или сидел над переводом помянутой челобитной в одном из его покоев, или был при нём, но только всегда при многих других, а временем и знатных людей, которые многократно к нему приезжали. И так он разговаривал всегда с теми персонами, а со мною ни о каких делах, ниже о персонах не говаривал. Однако же между всем оным временем, когда я бывал в его доме, случалось однажды по утру, что он, пересматривая и переправливая частопомянутую свою челобитную, сказал, что я уже-де не знаю, как и быть: двое-де у меня товарищей, да один из них всегда молчит, а другой только-де меня обманывает. Но понеже в то время, кроме меня одного, при нём ни посторонних, ни домовых людей никогда не случилось, то я в том, кроме моей непорочной совести и сердцевидца Бога, ни на кого не могу послатца. А что опричь сих при таком, всякого человеческаго свидетельства лишённом случае произнесённых от него слов он со мною ни тогда, ни прежде, ни после, никаких рассуждений и разговоров, до каких-либо дел или персон касающихся, не имел, оное доношу по самой истине и несомненной совести».

Он был маленький человек, его простили. В Академии, взамен переводческой работы у Волынского, подыскали ему другое занятие, поставив учителем арифметики и геометрии при гимназии в главном немецком классе. Но то, к чему когда-то стремился всей душой, теперь не радовало. Он понимал, что карьера академическая кончена. Он стал замкнут, нелюдим, да и его сторонились, пока шло скорое следствие. Где, где он оступился, в чём согрешил перед судьбой? Он искал причину жизненной трагедии, искал и не мог найти.

А ведь как безоблачно и удачно всё начиналось… Неужто это наказание за предательство общего дела, что замышляли когда-то с Тредиаковским и Ильинским? Он не устоял против соблазна, польстился на посулы Волынского, коего никогда не любил, и через то погиб?

Тягостные мысли всё больше и больше убеждали в виновности глубинной, виновности перед самим собой. Никогда так не бывало прежде – казалось, никакое раскаяние не спасёт, ибо смятение породило неверие в собственные силы, лишило воли. В книгах любимых классиков искал он ответа на мучившие вопросы, пытался доискаться до основы, вывести закономерность случившегося. Однажды на ум пришла лекция Малиновского, читанная в давние годы в славенской академии, и, припомнив её, он бросился к античным риторикам и нашёл наконец точное всему объяснение. Древние мудрецы знали, как неотрывно связаны судьба человеческая и история – словно про него писано было рассуждение о том, как следует строить трагедию главного героя. «Герой в трагедии не может быть безукоризненно чист, откуда бы тогда рождались страсти? По крайней мере герой живёт посередине между добром и злом, ведь для возбуждения большего накала следует устранить то, что действует неприятно. Вина героя должна быть наиболее простительная, зиждущаяся не на его испорченности и злой натуре; под влиянием другого лица или противоположных качеств или в силу страсти, чрезмерного влечения совершает он роковую ошибку. Например, может он заблуждаться в том, что считает благом, поэтому вина его кажется мнимою. Но она есть и влечёт за собой несчастье. Чтобы впечатление было более действенным, проникало в душу, следует сперва провести героя через счастливые, удачливые годы. Падение, крах – перемены судьбы не должны быть случайными и обязаны вытекать из изложенных выше опрометчивых поступков».

– Верно, как верно, – прошептал он, содрогаясь.

Ведь и Малиновский пал, в заблуждении своём считая благом губительное для государства. Но и Волынский! Волынский, каков бы он ни был как человек, как деятель государственный он выше и Бирона, и Куракина, и многих оставшихся у власти. Он также по-своему пёкся о благе российском. Но что есть благо?

Сам он попал под мельничное колесо событий или нехорошая судьба, злой Рок тяготеет над ним?

Поучение древнего ритора всё объяснило: не следует искать причины краха, падения в обстоятельствах – они вытекают из поведения человека. Сам он удостоил себя трагической судьбы, сам вылепил её, своими руками. И жизнь показалась вдруг словно списанной с древней книги, построенной по чётким, как математическая формула, законам – лишь раз ошибившись, спутав плюс с минусом, он перечеркнул её, разрушил, содеял трагедию. В том же, что жизнь его – трагедия, он не сомневался. Он лишь ждал развязки.