Армагеддон

- Неправда, ты мне нравишься. Ты нормальный парень, Гарольд. Может быть, не самый крутой, но вполне нормальный. - Она сделала паузу. Собственно говоря, принимая во внимание ситуацию, мне следовало бы сказать, что в целом мире ты мне нравишься больше всех.

Гарольд заплакал еще сильнее.

- У тебя есть что-нибудь попить?

- Кул-Эйд, - сказал Гарольд, шмыгнув носом, и, все еще глядя в стол, добавил: - Он теплый.

- Ну конечно, он теплый. Ты не принес себе воды из городской колонки? - Как и во многих других маленьких городках, в Оганквите за ратушей была своя колонка, правда, за последние сорок лет она была скорее предметом старины, а не источником воды. Туристы иногда ее фотографировали. Вот колонка маленького городка на побережье, где мы провели свой летний отпуск. Разве она выглядит не забавно?

- Принес.

Она налила по стакану себе и Гарольду и присела.

- Гарольд, что случилось?

Гарольд издал странный, истерический смешок и начал пить. Осушив стакан, он поставил его на стол.

- Случилось? А что могло случиться?

- Я хочу сказать, случилось ли что-нибудь конкретное? - Она попробовала свой Кул-Эйд и поборола гримасу. Он был не такой уж теплый. Должно быть, Гарольд ходил за водой не так давно, но он забыл положить сахар. Он наконец-то поднял голову и посмотрел на нее.

- Я хочу к маме, - сказал он просто.

- Ну, Гарольд...

- Когда это случилось, когда она умерла, я подумал, что это не так уж плохо. - Сжимая в руке свой стакан, он смотрел на нее напряженным, измученным взглядом, и это слегка пугало ее. - Я знаю, что для тебя это звучит ужасно. Но я никогда не знал, _к_а_к_ я восприму их уход. У меня очень чувствительная душа. Вот почему меня так ненавидели эти кретины из дома ужасов, который отцы города считали нужным именовать средней школой. Я думал, что это может свести меня с ума от горя или, по меньшей мере, ввергнуть меня в прострацию на год... мое внутреннее солнце, так сказать... так сказать... а когда это случилось, моя мама... Эми... мой папа... я сказал себе, что это не так уж плохо. Я... они... - Он стукнул кулаком по столу, заставив ее содрогнуться. - Почему я не могу найти нужных слов? - закричал он. - Я ВСЕГДА мог выразить то, что хотел сказать! Это ведь дело писателя - уметь пользоваться языком, ТАК ПОЧЕМУ ЖЕ Я НЕ МОГУ ВЫРАЗИТЬ СВОИ ЧУВСТВА?

- Не пытайся, Гарольд. Я знаю, что ты чувствовал.

Он удивленно уставился на нее.

- Ты знаешь?.. - Он покачал головой. - Нет. Ты не можешь этого знать.

- Помнишь, как ты пришел ко мне домой? И я копала могилу? Я была не в себе. Иногда я даже не могла вспомнить, чем это я занимаюсь. Так что если ты чувствуешь себя лучше, когда подстригаешь лужайку, что ж, прекрасно. Но если ты будешь заниматься этим в плавках, ты можешь получить солнечный ожог. Да ты уже получил его, - добавила она, критически оглядев его плечи. Чтобы не оказаться невежливой, она отхлебнула еще немного омерзительного Кул-Эйда.

Он утер рот.

- Я никогда их особенно уж не любил, - сказал он, - но я думал, что все равно почувствуешь горе. Ну, как если мочевой пузырь полон, то чувствуешь желание помочиться. А если умирают близкие родственники, то надо испытывать скорбь.

Она кивнула.

- Моя мать всегда была занята Эми. Эми была ее другом, - повысил он голос, впадая в бессознательную и почти жалкую детскость, - а я шокировал своего отца.

Фрэн вполне могла этому поверить. Бред Лаудер был огромным, мускулистым человеком. Он работал десятником на ткацкой фабрике в Кеннебанке. Вряд ли он толком представлял себе, что ему делать с жирным, странным сынком, которого произвели на свет его чресла.

- Однажды он отвел меня в сторону, - продолжил Гарольд, - и спросил, не педик ли я. Прямо так и сказал. Я испугался и заплакал, а он ударил меня по щеке и сказал, что если я всегда буду таким неженкой, то мне лучше убраться из города. А Эми... думаю, ей было на меня наплевать. Для нее я был просто неудобством, когда она приводила домой подруг. Она относилась ко мне так, словно я был неубранной комнатой.

С усилием Фрэн допила свой Кул-Эйд.

- Поэтому когда они умерли и я ничего не почувствовал, я подумал, что ошибался. Горе - это не подергивание коленного сустава, когда по нему бьют молоточком, - сказал я себе. Но я снова был одурачен. С каждым днем мне стало не хватать их все больше и больше. В особенности мамы. Если бы я мог хотя бы взглянуть на нее... столько раз ее не оказывалось рядом, когда я хотел ее видеть... когда я нуждался в ней... она была слишком занята Эми, но никогда она не относилась ко мне плохо. Этим утром, когда я проснулся, я сказал себе: надо подстричь лужайку, и тогда ты не будешь думать об этом. Но это не помогло. И тогда я стал стричь все быстрее и быстрее... словно стремился обогнать мои мысли... наверное, тогда ты и подошла. Я выглядел сумасшедшим, а? Фрэн?

Она наклонилась над столом и прикоснулась к его руке.

- С тобой все в порядке, Гарольд. Все это совершенно естественно.

- Ты в этом уверена? - Он вновь уставился на нее широко раскрытыми, совсем детскими глазами.

- Да.

- Ты будешь со мной дружить?

- Да.