Армия Наполеона

Дежурный паж нес подзорную трубу, подвешенную через плечо. Рядом с дежурным адъютантом скакал «конный егерь портфеля». Это был егерь эскорта, он нес через плечо кожаную сумку с картами, письменным прибором и циркулем, которыми должен был всегда располагать дежурный адъютант. Если император произносил «Карту!», это значило, что ему нужна карта местности, в которой он в данный момент находился.

Далее ехал взвод эскорта, состоящий приблизительно из двадцати четырех гвардейских конных егерей. Иногда за ними ехал второй экипаж для гофмаршала, обершталмейстера и дежурного адъютанта.

Кроме этого имелась еще группа экипажей, которая двигалась впереди, чтобы император по приезде имел уже ставку, готовую, насколько это было возможно, с находящимися на своих постах секретарем, комнатным лакеем и т. д.

Третья группа экипажей двигалась в нескольких часах езды позади императора и транспортировала остальную часть свиты.

Конюшни с упряжными лошадьми были распределены по станциям. На станции были лошади для трех упряжек.

Как только марши переставали быть обычными этапами дороги, а превращались в боевые операции или рекогносцировки, император переставал путешествовать в экипаже. Тогда все садились на коней, малое обслуживание ставки, которое двигалось впереди, также садилось на коней, в колясках оставались лишь те службы, которые следовали позади.

Верховые лошади императорской свиты были разделены на бригады, каждая, как я помню, из девяти лошадей, включая лошадей форейтора и конюха.

В каждой бригаде были: лошадь для императора. для обершталмейстера. для дежурного шталмейстера. для секретаря. для хирурга. для пажа. последняя – для Рустама.

Сменные лошади группировались вокруг бригады. Это были кони князя Невшательского, адъютантов и офицеров-ординарцев…[509]

Император предпочитал лошадей арабских кровей, небольшого роста, серо-белого цвета, послушных, легко переходящих в галоп, иноходцев…

Император скакал очень смело и даже, можно сказать, отчаянно, обычно слегка сутулясь, небрежно держа поводья правой рукой, в то время как левая свешивалась вдоль туловища, которое раскачивалось в такт движению коня. Он как бы целиком полагался на своего скакуна, который, впрочем, привык следовать за двумя егерями и двумя офицерами-ординарцами, всегда скакавшими впереди.

Император то ехал шагом, то рысью, погруженный в свои размышления, то переходил на галоп. Он не боялся двигаться по самым трудным тропам, по болотистым низинам, по откосам скал и оврагов. Мамелюк становился тогда комнатным слугой на коне. Он всегда скакал позади своего хозяина, неся на крупе своего коня чемодан с самой необходимой сменной одеждой, держа всегда в резерве знаменитый серый редингот, который император надевал поверх мундира в плохую погоду…

Когда император останавливался, чтобы дождаться каких-либо сведений от рекогносцировок или просто чтобы люди передохнули, он нередко сам спрашивал, как обстоят дела с кухней. Тогда подводили мула, несшего на себе провизию, на земле расстилалась кожаная скатерть, которая укрывала до этого корзины, поверх ее располагалась еда. Наполеон садился у подножья стоявшего поблизости дерева, усадив рядом с собой князя Невшательского и приглашая к столу всю свою военную семью. Лица были веселы, ибо каждый, от пажа до генерала, находил на столе все, что ему хотелось.

В холодное или туманное время, когда император останавливался на открытом воздухе, конные егеря эскорта тотчас разводили для него большой костер, рядом с которым он и располагался. Дежурный адъютант держался в нескольких шагах от него, чтобы получить приказы и подозвать тех, с кем желал говорить император. Свита держалась на дистанции. Вскоре загорался второй костер, он был предназначен для генералов, а затем и третий – для офицеров, четвертый – для обслуживающего персонала и т. д. Эти костры были местом всеобщего сбора. “Бивак императора там” – все останавливались неподалеку, а если солдаты должны были продолжать марш, то не без того, чтобы бросить дружеский взгляд на “серый редингот”.

До того как император завел этот серый сюртук, он накрывался на холодных биваках светло-синим плащом с небольшим полуистертым шитьем на воротнике. Это был его “старый друг” еще времен итальянского похода, Наполеон его всегда носил, и теперь этот плащ служит ему последнюю службу. Наполеон спит в нем на Святой Елене.

Когда марши совершались в непосредственной близости от неприятеля, император брал на себя личное руководство всеми действиями, и было настоящим удовольствием следить за ним. Часто было видно, как он скакал от одной высоты к другой, объезжал города и деревни, чтобы проделать рекогносцировку неприятельской позиции, и не упускал из внимания ни одну складку местности. Он отдавал распоряжения с редкой предусмотрительностью. Его приказы были всегда короткими и точными, они быстро передавались по назначению офицерами-ординарцами и исполнялись тотчас же, никому не требовалось дополнительных пояснений»[510].