Отсутствие религиозности совсем не означало аморальность. Саксонский генерал Тильман прекрасно резюмировал это одной фразой, написанной им в 1808 году: «Немецкий солдат религиознее, чем французский, но французский нравственнее, поскольку принцип чести оказывает на него неизмеримо большее влияние, чем на немецкого»[634]
.Победа под Оканьей, 19 ноября 1809 г. Гравюра. В этом сражении французские войска, ведомые королем Жозефом, маршалами Журданом и Сультом, разгромили испанскую армию генерала Арисага. Характерно, что на переднем плане художник изобразил французского драгуна, разящего своим палашом монаха
Впрочем, сказать, что у наполеоновских солдат не было веры, будет не совсем правильно. Вера у них была, и вера глубокая, пылкая и преданная. Эта вера была в одного бога – Наполеона. Когда-то в армии Древнего Рима существовал официальный культ императора, изображениям которого воздавались божеские почести. В наполеоновской армии, конечно, не было ничего подобного в качестве организованного культа. Однако отношение к Наполеону можно назвать не иначе, как культ императора. У генералов и маршалов он часто выливался в форму казенного восторга, у офицеров принимал вид поклонения тому, в ком видели надежду на фантасмагорическую карьеру, зато у солдат, и прежде всего, конечно, старых солдат, он был глубоко искренним и шел действительно от души.
«Я считался страшным в ваших салонах, – говорил император Лас Казу на острове Святой Елены, – среди генералов и, может быть, среди офицеров, но никоим образом не среди солдат; у них был инстинкт справедливости и симпатии, они знали, что я их покровитель, а если надо, то и защитник… Мои солдаты чувствовали себя прекрасно и свободно со мной, они часто называли меня на “ты”»[635]
. Хотя, как уже отмечалось, среди сказанного и написанного Наполеоном на Святой Елене большую часть занимает пропаганда для грядущих поколений, в приведенной цитате нет ни слова лжи. Действительно, императору удалось добиться глубокой преданности и уважения со стороны солдат, которые, не стесняясь, могли говорить с ним откровенно и даже шутить.Описывая взаимоотношения Наполеона с солдатами, легко впасть в сусальную легенду, разумеется, беспристрастный анализ позволяет несколько нюансировать идиллию этих взаимоотношений – например, приказом маршала Лефевра, командующего Старой Гвардией, от 22 августа 1812 года солдатам было запрещено вручать на параде петиции Императору, а рекомендовалось направлять их по инстанциям[636]
.Тем не менее подавляющее большинство источников, наиболее заслуживающих доверия, подтверждают искренность и глубину чувств, которые питали старые солдаты по отношению к своему полководцу. Особенно важно, что эти чувства не только не ослабевали в часы невзгод и тяжелых испытаний, как это имело место в рядах высшего командования, но и, наоборот, становились еще более чистыми и трогательными. «Я плачу, видя нашего императора, идущего пешком с посохом в руках, его, такого великого, его, который сделал нас такими гордыми»[637]
, – говорит гренадер Старой Гвардии, едва волоча ноги по обледенелой дороге, ведущей к Березине, туда, где он скоро найдет свою смерть.Если так принимали солдаты своего полководца на грани катастрофы, то что говорить о том времени, когда победоносные знамена Великой Армии развевались над покоренными столицами, когда бронзовые орлы колыхались впереди сверкающих батальонов, триумфальным маршем вступающих в Вену, Берлин, Неаполь, Варшаву, Мадрид…
«По мере того, как войска приближались к нему, солдаты начинали кричать “Да здравствует Император!” – рассказывает капитан Дебеф, – этот крик шел от самой души и доходил до энтузиазма, близкого к безумию. Крича во все горло вместе со всеми, я смотрел на этого великого человека и говорил себе: ”Вот она, эта голова, самая могучая в мире, из которой родилось столько чудес!” И снова с удвоенной силой я кричал: “Да здравствует Император!” Какой воин не был бы растроган. Ведь был самый великий полководец, который только являлся на землю, самый удивительный человек, которого за много веков знала история»[638]
. «Французская пехота восторженно салютовала своему императору. Это восхитительное зрелище: с одной стороны, пехота, полная уверенности в своих силах и энтузиазма, взиравшая на своего главнокомандующего и с порывом шедшая в бой, с другой стороны, колонна пленных, из которых часть также приветствовала императора криками “Виват!”»[639].Нет сомнения, что Наполеон нашел ключ к душе солдата, умел воздействовать на него личным примером и страстной речью. Величественный перед строем войск, идущих на смерть, он был доступен и прост в общении на биваке и в походе, позволяя солдатам то, что ни за что не разрешил бы никому из своих генералов.