Во всех этих речах понятие чести раскрывается таким, каким его видели певцы средневекового рыцарства – Шателлен, Филипп де Мезьер, де ла Марш – и таким, каким его описывали военные деятели XVI века – Монлюк и Гез де Бальзак. Знаменитый голландский историк-медиевист начала ХIХ века Иоган Хейзинга в своем шедевре исторической мысли «Осень Средневековья» так характеризовал понимание средневекового рыцарского идеала: «…рыцарскому идеалу было присуще – и теоретически, и как некий стереотип – сознание того, что истинная аристократичность основывается только на добродетели и что по природе своей все люди равны»[204]
.Однако в обществе Старого порядка воинская элита сформировалась в незапамятные времена. Она стала наследственной, и, признавая равенство всех людей перед Богом, средневековая знать и вельможи XVI–XVII веков образовывали замкнутую касту, почти непроницаемую для простолюдинов. Наполеон дал шанс вернуться к истокам и открыл возможность для всех без исключения тяжелыми ударами меча выковать свой дворянский герб. «Когда кто-нибудь испрашивал у императора милость, будь то на приеме или на воинском смотру, он обязательно задавал вопрос просителю, был ли тот ранен? Он считал, что каждая рана – это часть дворянского герба. Он почитал и вознаграждал подобную знатность»[205]
, – писал Рапп.Нужно сказать, что деятельность Наполеона в этом направлении увенчалась успехом. Построенное им общество не было военной диктатурой в вульгарном смысле этого слова, когда у власти находится клика генералов или полковничья хунта. Изучение нотаблей Империи, осуществленное Бержероном и Шоссина-Ногаре[206]
, представленное в их солидных монографиях, показывает, что военные занимали относительно скромное место в ряду высших государственных чиновников, аппаратах министерств и префектур. Император никоим образом не стремился заполонить все высшие посты людьми в ботфортах. Однако, несмотря на то что гражданское управление оставалось в руках специалистов своего дела из штатских, общество все было насквозь пронизано воинскими идеалами. Из рапортов префектов следует, что «военные пользуются уважением публики», что «офицеры, выполняя свои функции с умом и высокими моральными качествами, вызывают всеобщее почтение»[207] и т. д.Равным образом, анализируя списки парижан, добровольно записавшихся на службу в эпоху Империи, Бержерон показал, какой притягательной была армия для населения и сколь сильно молодежь из буржуазных семей мечтала стать офицерами. Во всех гражданских церемониях военные занимали почетные места, и генерал, командующий округом, пользовался теми же почестями, что и префект департамента. Конечно, не всем гражданским чиновникам это нравилось. Префект Меца писал в 1807 г.: «Нужно находиться в городе, таком, как этот, чтобы составить себе истинную картину того, насколько трудно гражданским бороться с многочисленными претензиями военных, которые возникают по поводу любых случаев»[208]
.Наполеону во многом удалось реализовать чаяния солдат и офицеров эпохи кризиса революции. По мысли Ж.П. Берто, крупнейшего специалиста в области истории армии эпохи Революции и Империи: «Новое общество… должно было строиться не только на денежном богатстве и земельной собственности, не на количестве клиентелы и слуг. Оно должно было быть движимо самопожертвованием во имя общего дела, которое никогда не является суммой эгоизма отдельных личностей… Честь – понятие, в котором сублимировалась жертвенность во имя нации, олицетворяемой Наполеоном, должна была стать отныне не только стержнем для элит… Офицеры должны были через посредство унтер-офицеров донести ее до рядовых»[209]
.Эти принципы построения государства нигде не были теоретически сформулированы Наполеоном. Он был практик и делал то, что было необходимо, по его мысли, в данный момент с начала для Франции, а потом для многонациональной Империи. Но, сознательно или бессознательно, император стремился возвысить элиту духа и самопожертвования – новое рыцарство в полном смысле этого слова. Несмотря на то, что не все, к чему он стремился, было достигнуто, результат был, без сомнения, очевиден. Империя Наполеона
, несмотря на свою относительно свободную «рыночную» экономику и оформленную правом частную собственность, в значительной степени не являлась государством буржуазным.