Армия Наполеона

Крупнейший из всех современных исследователей эпохи Империи Жан Тюлар подчеркивает, что наполеоновское государство не было военной диктатурой, и в этом нельзя не согласиться с ним. Однако, продолжая свою мысль, Тюлар отмечает, что фактически единственным критерием принадлежности к нотаблям (знатным людям), тем, которые согласно Кодексу Наполеона имели право входить в коллегии выборщиков и быть избираемыми на высшие государственные посты, являлось материальное положение. Отсюда Тюлар делает вывод о том, что наполеоновская Империя – это, в первую очередь, царство нотаблей, иначе говоря, буржуазии. «Кодекс (Наполеона) был задуман прежде всего для собственника»[229], – пишет Тюлар.

Без сомнения, патриарх наполеоновских исследований в значительной степени прав. Однако Тюлар оставил без должного внимания приведенные выше цифры. Хотя он отмечает, что даже в Париже принадлежность к нотаблям обеспечивалась (в зависимости от квартала) двенадцатью– пятнадцатью тысячами франков годового дохода, в редких случаях – тридцатью пятью – сорока тысячами. В провинции же вообще в среднем было достаточно пяти тысяч франков в год, а в отдельных районах даже и трех. Следовательно, генералитет, вне зависимости от места жительства, мог смело рассматривать себя принадлежащим к верхушке нотаблей с любой точки зрения, в том числе, и с материальной; что же касается провинциалов, то для них уже и гвардейский капитан считался знатью. Принимая же во внимание доминирование в ментальности наполеоновского общества воинских ценностей – то, о чем уже говорилось в предыдущей главе – высшее офицерство, «знать войны», была поистине квинтэссенцией общества Первой Империи.

Конечно, необходимо сделать ряд серьезных оговорок. Никто не устанавливал, да и невозможно в реальности ни при каких условиях установить строгое соответствие между мерой отваги, самопожертвования, талантов с одной стороны и социальным рангом с другой. Предполагать возможность этого – значит впадать в идеализм, от которого был далек император. Размеры наград, пожалований и рент нередко больше определялись родственными связями или вовремя сказанным комплиментом, чем истинными заслугами. Иначе как объяснить, что Себастиани, в общем, не самый лучший из генералов, имел ренту в два раза больше, чем несравненный командир легкой кавалерии Лассаль? Ясно также, что пожалование маршальских жезлов многим из бывших дивизионных генералов Республики было продиктовано политическими и клановыми соображениями.

Но с другой стороны было бы чудовищной аберрацией, взглядом жалкого пигмея на гигантов, свести знать Империи, и прежде всего ее воинскую аристократию, лишь к альковным похождениям и политическим дрязгам. Политика, родственные связи и т. п. вносили свои коррективы, но от этого не изменялось основное, то, что составляло корень элиты наполеоновского общества: воинская доблесть, самопожертвование, кровь, пролитая за отечество.

Это вполне сознавали эти новые вельможи. Как-то старый знакомый посетил маршала Лефевра, ставшего герцогом, богачом и владельцем великолепного замка. Зависть к успеху слишком ясно выразилась на лице визитера. Тогда Лефевр предложил ему отдать все богатства, но при одном условии: посетитель должен испытать всю меру опасности, которую маршал испытал в своей жизни. «Мы выйдем в сад, я выстрелю в тебя шестьдесят раз из ружья, и после этого, если я тебя не убью, – все это твое»[230]. Как легко можно догадаться, старый приятель Лефевра не высказал бурного энтузиазма по поводу возможности обогащения подобным образом.

Пока мы сознательно не говорили о моральном вознаграждении военачальников Империи. Мы стремились показать, что даже с чисто материальных позиций военная знать доминировала над богачами, банкирами и фабрикантами. Что же касается общественного престижа «людей шпаги» в эпоху Наполеона, здесь вообще не приходится спорить. Блеск карет и пышные свиты маршалов Империи ослепляли парижских буржуа, звон шпор и веселые уверенные голоса молодых генералов заставляли притихнуть в любом салоне биржевого воротилу.

Но, разумеется, венцом социального престижа для полководцев Наполеона было, как уже указывалось, создание дворянства Империи. Верхушкой этого дворянства стали маршалы и генералы.

Пять маршалов получили титул князей Империи (один из маршалов – Бертье – стал владетельным князем Невшательским);

17 маршалов и 5 генералов получили титул герцогов;

5 маршалов и 168 генералов стали графами;

623 генерала – баронами;

88 генералов – рыцарями Империи.

Когда речь идет о дворянстве Империи, часто вспоминают эфемерность этого учреждения, а исторические труды полны анекдотов о неотесанности ряда новых вельмож (в особенности их супруг), говорят, что никакого-де особенного значения это дворянство не имело, социальный престиж его был слаб, и оно не смогло победить в историческом плане старую знать…