Утро мирного чиновника подчиняется распорядку, как часы – пружине. Проснувшись после хорошего сна на мягком матрасе, отправляется он в гостиную, где получает горячий завтрак, устроенный заботами его супруги и кухарки, делает внушение детишкам, чтобы слушались да учились, и, полный благодати, отправляется на службу, где окунается в милые его сердцу бумаги. Порядок этот не меняется годами. Только чины и возросший достаток меняют фаянсовую посуду на тонкий фарфор да детки вырастают в оболтусов. Непонятно, для чего живет такой человек. Какая от него польза? Помрет – стол его в департаменте займет другой. И так же примется перекладывать бумаги. И забудут через неделю, что был вот такой достойный господин. Скучно и тоскливо. Мирное счастье манит окунуться в уют и благополучие, но засасывает, как трясина. Трудно не поддаться искушению. Разве что найдется один какой-нибудь ненормальный. Скажете: нет таких храбрецов? За примером далеко ходить не надо…
Проведя ночь на стульях, сомкнутых в скамейку, Родион не нашел бока, который окончательно не отлежал. В окно лезла серость утра, а он не сомкнул глаз. Как тут заснешь, когда снизу жмет пружина, а в уши стучится барабанная дробь храпа. Сладко продавив диван, туша друга выдавала настоящий концерт. Тухля храпел мастерски, даже виртуозно. Первый час Родион помышлял, чем бы его прикончить: кухонным ножом или сковородой. Но кровавый туман схлынул: слушать рулады тоже своеобразное развлечение. Не сказать что приятное, но бодрящее – точно. Логике понравилось. Разогнав жалкие лоскутки сна, она принялась вертеть свое веретено, строить цепочки и тут же их рвать. Храп соседа по комнате стимулирует умственную деятельность. Только начнешь терять нить, как очередная волна выносит к оставленным мыслям. Так что Родион провел ночь с определенной пользой: сложные вопросы открылись простыми ответами. Только нужны еще факты, чтобы из логического заключения убийца попал в тюремное.
С философского ложа Ванзаров восстал полным сил и кое-каких идей. Мстительно метнув тапку в спину друга, отправился на кухню, где принял душ по-холостяцки: встать в корыто, обильно натереться мылом «Брокар», три ведра ледяной воды сверху.
От стола манили ароматы домашней кухни. Матушка Тухли наготовила столько, что даже этот бегемот не справился. Остатков пира хватило бы, чтобы накормить ночлежку. Быть может, позавтракать? Организм вежливо, но твердо отказал и насытился стаканом воды из крана, пахнущей чем-то железно-рыбным. Разводить самовар было лень. И вообще несправедливо, если Тухля проснется к горячему чаю. Зато чистая сорочка и костюм – обязательны. Без свежего белья юный чиновник ощущал себя неуютно в этом мире. Словно чистота материи берегла ясность мышления.