– Да, я обязан задать себе этот вопрос.
– Вы узнаете руку этой женщины?
– Разумеется, она тощая, сухая и желтая.
– А вот моя рука, – проговорила Вероника. Она решила попытаться просунуть ее в лаз, которым воспользовался Дело-в-шляпе.
Женщина засучила рукав, и ее обнаженная рука легко прошла через отверстие.
– Нет, – в тот же миг ответил Франсуа, – это не та рука, что я видел. – И еле слышно добавил: – Какая она красивая!
Внезапно Вероника почувствовала, что мальчик схватил ее ладонь, и услышала крик:
– Не может быть! Не может быть!
Он повернул ладонь Вероники и разогнул пальцы, чтобы получше ее рассмотреть. Затем прошептал:
– Шрам… Он здесь… Весь белый…
Веронику охватило сильное беспокойство. Она вспомнила о дневнике Стефана Мару и о записанных там подробностях, которые Франсуа явно читал. Одной из них и был этот шрам, сохранившийся от старого, довольно глубокого пореза.
Она почувствовала, как губы мальчика прижались к ее руке – сперва нежно, потом поцелуй стал горячим, на руку хлынули слезы, и он пролепетал:
– Мама… Мамочка… Милая моя мамочка!
Долго мать и сын стояли на коленях у разделявшей их стены, но при этом были так близки, словно каждый смотрел другому в растерянные глаза, осыпал родное лицо поцелуями.
Они говорили одновременно, невпопад задавая вопросы и так же невпопад отвечая. Они опьянели от радости. Их жизни сошлись и словно слились одна с другой. Никакая сила в мире не могла теперь разъединить их, разорвать узы нежности и доверия, которыми спаяны мать и сын.
– Да, милый Дело-в-шляпе, – говорил Франсуа, – теперь можешь служить. Мы плачем, и ты устанешь первым, потому что слезы наши никак не могут иссякнуть, правда, мама?
Страшные сцены, совсем недавно поразившие Веронику, теперь начисто вылетели у нее из головы. Ее сын – преступник, зверски убивающий людей, – нет, она не могла с этим согласиться. Ее уже не устраивало его внезапное безумие в качестве оправдания. Так или иначе все должно разъясниться, и она даже не спешила узнать, как именно. Все ее мысли занимал сын. Он был здесь. Она видела его сквозь стену. Их сердца бились рядом. Он не погиб и оказался мальчиком мягким, любящим, милым и чистым – таким, каким она видела его в своем воображении.
– Сынок, сынок, – снова и снова повторяла Вероника, не в силах насытиться этим чудным словом. – Неужели это и впрямь ты, сынок? Я считала, что ты мертв, тысячу раз мертв, мертвее самого мертвого. А ты жив! Ты здесь, я могу до тебя дотронуться! О Боже, неужели это возможно? У меня есть сын… Он жив…
С такою же пылкостью мальчик отвечал:
– Мама, мамочка. Я так долго ждал тебя! Я знал, что ты жива, ведь так грустно, когда у тебя нет мамы. Так грустно видеть, как уходят годы, а ты все ждешь и ждешь.
Целый час говорили они о том, что произошло, о прошлом и о настоящем, о множестве самых разных предметов, которые казались им необычайно важными, но о которых они тут же забывали, чтобы снова спрашивать, чтобы попытаться получше узнать друг друга, проникнуть в тайны жизни друг друга и поглубже заглянуть в родную душу.
Первым из них, кто решил сделать разговор более связным, был Франсуа.
– Послушай, мама, нам нужно столько друг другу сказать, что за сегодня мы все равно не успеем, для этого понадобится много дней. Давай-ка поговорим сейчас о самом важном и коротко, потому что времени у нас, кажется, немного.
– Почему это? – забеспокоилась Вероника. – Я вовсе не собираюсь с тобой расставаться.
– Чтобы не расставаться, мама, нужно прежде соединиться. А для этого нам нужно преодолеть множество препятствий, не только эту стену. К тому же за мной усердно следят, и в любую минуту я буду вынужден попросить тебя удалиться – всякий раз, заслышав чьи-то шаги, я выгоняю отсюда даже собаку.
– Кто же за тобой следит?
– Те, кто набросился на Стефана и меня в тот день, когда мы обнаружили вход в эти пещеры, которые лежат под плоскогорьем, под Черными Песками.
– Ты их видел?
– Нет, это произошло в темноте.
– Но кто они? Кто наши враги?
– Не знаю.
– Уж не думаешь ли ты…
– Что это друиды? – со смехом подхватил мальчик. – Древние люди, о которых рассказывается в легендах? Нет, конечно. Духи? Тем более нет. Это были самые настоящие современные люди, отнюдь не бестелесные.
– Значит, они живут здесь?
– Возможно.
– И вы захватили их врасплох?
– Нет, как раз наоборот. Похоже, это они нас подстерегали. Мы спустились по каменной лестнице и прошли по очень длинному коридору, по сторонам которого было штук восемьдесят пещер или, вернее, темниц. Все двери в них были открыты, другой стороной они, наверное, выходят в море. А на обратном пути, когда мы в темноте поднимались по лестнице, нас вдруг схватили, скрутили веревками и завязали нам глаза и рот. На это хватило минуты. Я догадался, что нас отнесли в самый конец длинного коридора. Когда мне удалось освободиться от пут и повязки на лице, я увидел, что нахожусь в одной из этих темниц, вероятно, самой последней. Я здесь уже десять дней.
– Бедняжка, как ты страдал!