А есть ли ещё та Земля, которую Вика покинула? Может, в покинутой её сознанием вселенной уже миллион лет прошёл? Хотя, вполне возможно, что лишь пару секунд минуло. Никто ей об этом не расскажет, грустно усмехнулась попаданка, тут же поймав встревоженно-вопросительный взгляд Клойка, в ответ на который отмахнулась рукой — пустяки, не бери в голову, дружище.
Проезжая через какую-то деревню, Цезарь заявил, что предпочёл бы быть первым здесь, чем вторым в Риме. Наверняка великий полководец лукавил, менять столицу на глушь он не собирался ни при каких обстоятельствах, но, в целом, смысл его фразы попаданка разделяла. Конечно, она в этом мирп не первая, а одна из двух первых, однако, всё равно уже привыкла к ощущению своей почти безграничной власти над окружающими, над их жизнью и смертью, к возможности давать абсолютное здоровье, молодость и продолжительное долголетие.
А ещё, Вика считала, что вполне достойно выдерживает испытание всемогуществом. Всё таки, она хороший и достойный человек. Другая бы на её месте могла и совсем, как говорится, берега потерять. Да, похоже, что и тот её земляк, что угодил на Тарпецию, не козёл какой-нибудь. Однако, торопиться делать выводы насчёт Олега не следует.
— Дубок, — повелительница толкнула локтем в бок своего главного лесничего, в этот момент заходившегося в хохоте над пошлой дурацкой шуткой одного из гильдейских парней, — Ну-ка, иди, принеси мне балалайку.
— Чего?
— Возьми, говорю, на время у бардов бревно со струнами и тащи сюда.
Вика и сама не понимала, что вдруг на неё накатило. Ностальгия? Да, наверное. Только, захотелось вот спеть, и всё.
Местные струнные инструменты она уже освоила, не раз в своих апартаментах занималась музицированием и пением, даже перевела на местный язык некоторое количество песен своей родины. Только свидетелем её талантов пока был один Бегемот — пара служанок не в счёт.
На уход и возвращение с подобием гитары бывшего браконьера внимание обратили лишь Викины соратники, остальные — моряки и гильдейцы — слишком увлечённо спорили о достоинствах и недостатках конопатой и нечёсаной племянницы трактирщика, приносившей очередные кувшины с элем, сидром и вином.
— Вот, госпожа, — протянул инструмент Дубок, — Правда, отдал старшему бардов десять энн, он сказал, что иначе…
— Вычту из твоего жалования, — пошутила повелительница, беря гитару в руки и, проведя пальцами по струнам, проверяя соответствие настройки той, к которой она привыкла, — Налей мне сидра, что ли. Горло промочить, а то вино тут слишком уж поганое.
Фильм "Дни Турбиных", составляя компанию своей бабуле, Вика начинала смотреть несколько раз, и хоть ни разу не досмотрела до конца — слишком уж далёкими и непонятными были российской школьнице начала двадцать первого века терзания, метания и страдания русской интеллигенции в Киеве начала века прошлого — но романс "Белой акации гроздья душистые" полюбила. А, когда подруга Ирка, готовившаяся на одном из школьных концертов исполнить эту песню, и выбравшая Вику, в прошлой жизни безголосую, но со слухом, в качестве музыкального критика, то будущая повелительница Ордена, запомнила все слова романса.
С тем сопрано, что ей достался от бедняжки Неллы, попаданка считала, что у неё получится исполнить произведение из "Дней Турбиных" не хуже, чем его спела великолепная Дина Гарипова на концерте, где Вике довелось присутствовать.
"Целую ночь соловей нам насвистывал, город не спал, и не спали дома. Белой акации гроздья душистые ночь напролёт нас сводили с ума…"
Сидевшую в сумраке Вику сложно было разглядеть, однако, уже при первых же строках, ею пропетых, в едальном зале установилась почти абсолютная тишина, в которой, кроме голоса попаданки ни раздавалось ни звука, и все взоры направились на неё.
Романтические песни здесь любили, но такого удивительного произведения в столь восхитительном исполнении, разумеется, никому ещё слышать не доводилось. Когда прозвучал завершающий аккорд, по трактиру прокатился общий выдох, такой, будто бы присутствовавшие не дышали всё время звучания романса.
— Госпожа…, - прошептал с расширившимися как у лемура глазами Дубок.
— Ты ещё проори на весь зал о том, кто я такая, — тихо буркнула Вика.
Она и сама, пока пела, погрузилась в волны сложного переплетения чувств, что уж говорить о неизбалованных великими музыкальными достижениями аборигенах.
Раздался стук выпавшего из рук трактирного слуги подноса и дребезжание раскатившихся по полу оловянных тарелок, кружек и кубков, что послужило сигналом к возвращению слушателей из облаков в реальность.
— Великолепно! Ещё! Прекрасно! — раздались множественные крики по всему залу, сопровождаемые грохотом кулаков по столам, что служило здесь аналогом аплодисментов.
Сидевшим на противоположном от Вики конце стола морякам "Чайки" пришлось вскакивать и отталкивать наиболее разгорячённых меломанов, пожелавших угостить вином потрясшую их певицу и что-нибудь ей подарить.