Артюр Рембо

Здесь все хотят, чтобы их сфотографировали, — писал он в мае 1883 года, — некоторые даже готовы заплатить за фотографию (…) Посылаю вам две [Рембо ошибается— в действительности он посылает три. —

П.П.] мои фотографии, которые я сам сделал (…) На одной я стою на террасе дома, на другой — в саду у кафе, на третьей — я изображен в банановой роще, стою, скрестив руки. Снимки несколько поблекли из-за воды, которой приходится пользоваться для промывания. Однако надеюсь, что в дальнейшем у меня будут получаться более качественные работы. Эти же я высылаю вам лишь для того, чтобы напомнить о себе; заодно вы сможете составить себе представление о местном пейзаже.

Три вышеупомянутых автопортрета были впоследствии опубликованы³. Первое, что бросается в глаза и что, должно быть, поразило его мать и сестру — лицо Артюра выражает глубокую печаль и покорность судьбе. Поль Клодель с большим волнением отзывался о втором из представленных портретов, на котором, по его словам, изображен «человек, совершенно черный от загара, с непокрытой головой и босыми ногами, в одежде каторжанина; а ведь еще недавно она выглядела так, что ей можно было восхищаться». Огюстен Бернар, один из знакомых Рембо в Хараре, пожалуй, был прав, утверждая, что Артюр напоминал скорее нищего армянина или грека, чем француза⁴

.

На многочисленных снимках, сделанных тем самым фотоаппаратом из Лиона (большинство из которых хранится в музее Рембо в Шарлевиле — Мезьере), можно увидеть также здание филиала фирмы Барде в Хараре, абиссинскую хижину, весовую, местный рынок, сцену охоты на слона (где сам слон, впрочем, отсутствует) и несколько портретов, в частности, служащего фирмы грека Константина Сотироса, красавца-здоровяка, и начальника генерального штаба в Хараре Ахмеда Уадди Бея…

Окрыленный успехом, Рембо отправил несколько фотографий в Аден Пьеру Барде, который в свою очередь переслал их своему брату Альфреду, проходившему тогда курс лечения в Виши. 24 июля оттуда пришел ответ:

Дорогой господин Рембо!

Я получил от брата фотографии, которые вы ему любезно передали для меня.

(…) Некоторые из снимков оказались несколько блеклыми, однако прогресс налицо, поскольку немало таких, которые можно было бы назвать превосходными.

Я хотел бы отблагодарить вас за внимание, но, зная ваш непредсказуемый характер, не могу решить, какие именно слова доставили бы вам удовольствие.

Увы, даже фотография не помогла Артюру избавиться от глубокой и неизлечимой тоски: