Честность, искреннее общение и переосмысление потребностей помогли многим асам и их партнерам понять, что могут быть различные варианты отношений. «Я поняла, что могла бы делать простые вещи, – например, прикоснуться к нему или не разговаривать по телефону во время общения с ним, – чтобы помочь партнеру почувствовать себя любимым, и это совсем не обязательно должен быть секс», – говорит Алисия, находившаяся в отношениях более десяти лет. Только в последние годы они, как пара, осознали, что секс – это возможность удовлетворения его потребности быть сильным и уважаемым, а также избавления ее от страха перед мужским гневом. Легко сказать, что секс важен, и труднее признаться, что секс важен, потому что его отсутствие порождает страх и неуверенность. Именно это «почему» и это «потому что» сделали отношения более яркими и честными.
Мое личное проклятие в том, что я постоянно задаюсь вопросами, но при этом моя история свидетельствует о том, что само по себе знание имеет жесткие пределы. Такое печальное положение вещей иногда называют ошибкой озарения или ошибочной верой в то, что понимание проблемы решит ее. Как сказал Зи, знание об асексуальности было первым шагом, но не быстрым решением. Это не помешало Зи почувствовать, что его партнерша имеет право на секс с ним. Написание целой книги об асексуальности мало помогло развеять тревогу, лежащую в основе моих отношений.
Для моего парня Ноя наши отношения были первым опытом, когда он подружился с кем-то, прежде чем переспать. Для меня наши отношения стали началом странного периода, связанного с сексом. Со всеми предыдущими партнерами нас разделяло расстояние в несколько штатов, а Ной жил через парк, достаточно близко, чтобы при желании появиться у меня дома через десять минут. Сама мысль, что в любой момент он может оказаться рядом, заставляла меня нервничать. Что еще более важно, это были первые отношения, в которые я вошла, определяя себя как ас. Сперва у нас было так много секса, что я начала задаваться вопросом: действительно ли я ас? Потом мы стали меньше времени проводить в постели. В частности, я стала меньше хотеть секса, и началась новая эра моих сексуальных переживаний.
Сексуальное плато существует практически во всех отношениях, и я никогда не чувствовала явного внешнего давления со стороны Ноя или кого-либо еще. Мне нужно было управлять не сексуальным желанием, а давлением, которое я оказывала сама на себя. Секс становился для меня символом, имеющим слишком большое значение. Если мне не хотелось заниматься сексом, я задавалась вопросом, что это значит, как будто это вообще должно было что-то значить. Если во время секса хотя бы какая-то мелочь мне не нравилась или я не получала удовольствия, возникала уверенность, что отношения катятся под откос. Я переживала, если мы не занимались сексом в течение недели, пусть даже никто из нас этого не хотел. Я могла показать все ловушки, но все равно попадала в них.
Вскоре я обнаружила, что новая идентичность и знания влияют на интерпретацию; результат не всегда был утешительным. Прежде, до признания асексуальности, если бы мое желание секса уменьшилось, я бы пожала плечами и сказала: «Оно скоро вернется, такое бывает со всеми. Все будет хорошо». Теперь я обнаружила, что становлюсь на удивление эссенциалистом, снова задавалась вопросом, была ли я на самом деле такой, и чувствовала себя плохо, а затем чувствовала себя плохо, потому что уже не должна была чувствовать себя так. Мне слишком знакомы эти две ловушки.
Период, когда тревожность зашкаливала и секса хотелось меньше всего, вероятно, был связан с депрессией из-за болезни матери – у нее диагностировали синдром Альцгеймера. Так продолжалось год. Это состояние усугубил стресс, связанный с ситуацией в офисе, а также усталость, ведь после работы я не отдыхала, а писала книгу. Все это правдоподобно, даже разумно. Это по-прежнему своего рода умственная гимнастика, призванная убедить меня в том, что в глубине души я всегда буду хотеть заниматься сексом в той или иной форме, и в основе этого заверения лежит принудительная сексуальность. Всем остальным будет хорошо, если они больше никогда не будут заниматься сексом, но мне лично очень нужно им заниматься, иначе случится что-то плохое. Мой страх выходил за рамки опасений по поводу сохранения отношений. Ной сказал: если однажды я решу, что больше никогда не буду заниматься сексом, мы поговорим об этом и рассмотрим открытые отношения или придем к какому-то другому компромиссу. Он повторял мне снова и снова, что никто не хочет заниматься сексом все время, что это не причина для беспокойства и что он хочет заниматься сексом только в том случае, если я этого хочу. Я ему верю, но этого мало. Мне повезло, что мои отношения не связаны с либидо, но я все же хочу желать большего.