Асексуалы. Почему люди не хотят секса, когда сексуальность возведена в культ

Анна с сожалением рассказывает мне о дорогах, которые мир избрал для нее. Она подчеркивает с определенной долей самообвинения, что инстинктивно следовала предписанному и принимала решения только тогда, когда больше не могла игнорировать проблему. Было легче принять готовые сценарии, даже если порой их значение было ей непонятно, чем задавать себе сложные вопросы, ответы на которые могли угрожать стабильности ее внутреннего мира. Описания собственной пассивности сопровождаются гневом и задумчивостью, а также размышлениями о том, что было бы, если бы она более смело делала шаги назад и критически рассматривала то, что было скрыто внутри нее.

Я понимаю, почему она винит себя. Тем не менее, разговаривая с ней, я думаю только о том, что тоже часто пассивна, хотя родилась три десятилетия спустя и выросла в либеральной светской культуре, гораздо более обнадеживающей, чем среда ее детства. Многие люди пассивны, и всем нам мешают инструкции и ожидания – не только когда дело касается секса и отношений, но и во всех сферах жизни. Особенно сложно отвергать сценарии, когда неясно, чем их можно заменить, или когда мы не видим, чтобы другие делали то же самое.

История Анны – это история об асексуальности, семье и религии, гендере, возрасте и отношениях. Это не трогательный рассказ о том, что благие намерения могут все исправить или что обретение новой личности свяжет все концы с концами. Ее история о том, как желание и идентичность сливаются и меняются, о том, как посмотреть на ожидания других людей и спросить себя, а этого ли я хочу, о десятилетиях попыток подстроиться под придуманные кем-то нормы и о том, как осознать их ненужность и начать заново.

* * *

Анна родилась в 1960-х годах в штате Юта, в теле мальчика. Ее дед владел овцеводческой фермой, родители были мормонами, и ожидалось, что она будет настоящим мормонским мальчиком. Вместо этого она была чувствительной и тревожной. Отец постоянно следил за ней и ругал за плач.

Дети мормонов были разделены по половому признаку с раннего возраста, мальчики готовились к предстоящей миссии и ходили на воскресные собрания, чтобы научиться руководить женщинами и семьей. Девочки готовились к свадьбе и учились вести хозяйство. Было ясно, чем должна заниматься Анна, но к четырем годам она уже задавалась вопросом, чем бы она хотела заниматься, хотя вряд ли могла принять самостоятельное решение.

У нее не было ощущения, что она мальчик, ее ругали и высмеивали за то, что она была трусихой и плохо занималась спортом, в отличие от других. Девочкой она тоже себя не чувствовала; это был другой, закрытый мир. Анна вспоминает: первый класс, она наблюдает за девочками, играющими длинными волосами друг друга. Анна хотела принадлежать к этому миру, быть его частью, но знала, что это невозможно.

Правила детства сменились правилами периода полового созревания, которые были больше похожи на бессмысленные инструкции. Изменения, казалось, происходили не с ней, а с кем-то другим. Анна понимала, что ей положено встречаться с девушками, и знала, как это делать. Заведи машину. Подбери девушку по пути. Пригласи ее на ужин. Сделай вид, что сомневаешься, стоит ли поцеловать ее на прощание.

Все эти неписаные правила были понятны, но не имели для нее никакого смысла. Машина, свидание и поцелуй, казалось, не помогали Анне завести те отношения, которых она хотела. «Оглядываясь назад, я вижу, что девушки предполагали, что от меня должно исходить сексуальное влечение, от которого они должны защищаться», – говорит она. Но она не ощущала такого влечения, ей не хотелось ни к кому прикасаться, ее никто не возбуждал. Тщательно продуманные ходы, возможно, помогали достичь ее одноклассникам желанной цели. Но Анне они не помогали. Она вообще перестала встречаться с девушками.

Но была одна девушка. Мария. Ее фамилия была Солис, что означает «утешение». Мария была мексиканкой, в отличие от большинства других жителей Юты, а также католичкой, что, по словам Анны, казалось тогда «довольно экзотичным». Когда Анна пошла в церковь с Марией, чтобы посмотреть, на что это похоже, ее родители обеспокоились тем, что она заинтересовалась католицизмом.

Между ними не было физической близости, и они не делали никаких шагов в этом направлении. Вместо этого Анна и Мария испытывали эмоциональную близость, которую нельзя было категоризировать, хотя она чувствовалась, когда они разговаривали по телефону часами. «Она была со мной, – говорит Анна. – Она была со мной в этом суматошном месте, где мне нравилось сидеть и переживать. Мне нравилось от простого переходить к самому сложному». Возможно, проще всего объяснить это тем, что люди в основном очень сильно отличаются друг от друга, и Анна считала, что была самой собой с Марией.