Мы обратимся к тому, кто заставит вас выполнить их. Но не воображайте, что мы снизойдем до вас и вступим с вами в бой! Прощайте!
– Прощайте!– ответил Бенвенуто, заливаясь своим заразительным смехом. – Жан, выпроводи-ка этих господ!
Виконт и оба сбира вышли из Большого Нельского замка– они были посрамлены: троих испугал один, а выпроводил мальчишка.
Так, к великому прискорбию виконта, исполнилось и его желание: застать Бенвенуто одного дома.
Наш доблестный виконт был взбешен: жизнь еще более жестоко обманула его чаяния, чем чаяния Жака Обри и Скоццоне, сначала даже не заметивших всей иронии судьбы.
«Значит, госпожа д'Этамп была права, – думал виконт, – и мне придется последовать ее совету: надобно сломать шпагу и отточить кинжал. Да он сущий дьявол! Именно такая о нем и идет молва.
Нетерпелив, несговорчив. Его взгляд сказал мне коротко и ясно: сделай шаг– и будешь убит.Но за проигрышем всегда жди выигрыша– я отыграюсь.Держитесь же,маэстро Бенвенуто, крепче держитесь!»
И тут он стал бранить наемников, бывалых вояк, которые готовы были по-своему честно заработать обещанные деньги– убить или быть убитыми; отступив, они всего лишь выполнили приказание своего господина. Наемники пообещали, что в засаде постараются действовать удачнее, но Мармань, защищая свою честь, сказал, что они виновники неудачи и что в засаде он им не товарищ – пусть выпутываются как знают. А они только этого и домогались.
Затем,посоветовав им помалкивать обо всей этой истории, он отправился к парижскому прево и сказал ему, что бесповоротно решил для большей верности и чтобы рассеять всякие подозрения, отложить расправу над Бенвенуто до того дня, когда тот с изрядной суммой денег или же с ценной вещью своей работы забредет на глухую, пустынную улицу, а это с ним нередко случается. Таким образом, все поверят, что Бенвенуто убили грабители.
Теперь нам остается одно – узнать, какие невзгоды принесло госпоже д'Этамп, Асканио и Челлини исполнение их желаний.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Между тем Асканио закончил рисунок лилии и то ли из любопытства, то ли по влечению, которое испытывает человек в несчастье к тому, кто жалеет его, немедля отправился во дворец д'Этамп. Было около двух часов пополудни, и в эту пору дня герцогиня восседала, окруженная поистине целым штатом придворных. Двери дворца д'Этамп были всегда открыты для Асканио, как двери Лувра – для Челлини. Асканио тотчас же провели в приемную, затем пошли доложить герцогине. Герцогиня вздрогнула от радости при мысли, что предстанет перед молодым человеком во всем блеске, и вполголоса дала какие-то приказания Изабо. И вот Изабо взяла Асканио за руку, вышла с ним в коридор и, приподняв портьеру, тихонько подтолкнула юношу вперед.
Асканио очутился в зале для приемов, позади кресла повелительницы здешних мест.
Красавица герцогиня была, как мы говорили, окружена настоящим придворным штатом. По правую ее руку сидел герцог де Медина-Сидониа, посол Карла V, по левую руку – господин де Монбрион, воспитатель Карла Орлеанского, второго сына короля. Остальные вельможи разместились полукругом у ее ног.
Тут были не только виднейшие в королевстве сановники, полководцы, государственные деятели, должностные лица, художники, но и вожди протестантской партии, которой госпожа д'Этамп втайне покровительствовала; все эти вельможи, обласканные при дворе, стали придворными фаворитки.
Зрелище было великолепное и на первых порах просто ослепляло. Беседу оживляли насмешки над фавориткой дофина– Дианой де Пуатье, с которой госпожа д'Этамп враждовала. Анна почти не участвовала в этой словесной войне,где все изощрялись в остроумии, и лишь иногда, будто невзначай, роняла такие замечания: «Полно, полно, господа, перестаньте злословить о Диане, не то, смотрите, Эндимион¹ разгневается». Или же: «Бедненькая госпожа Диана вышла замуж в тот день, когда я родилась».
[¹Эндимион(греч. миф.)– прекрасный юноша-охотник, возлюбленный богини Селены (у римлян– Дианы).Герцогиня д'Этамп использует совпадение этого имени с именем Дианы де Пуатье.] Не считая этих выпадов, придававших остроту беседе, госпожа д'Этамп вела разговор лишь с двумя своими соседями; говорила она вполголоса, но очень оживленно и вдобавок довольно громко,поэтому Асканио,оробевший,растерявшийся в обществе сановных лиц, мог ее слышать.