Аскетизм по православно-христианскому учению. Том Ι. Книга вторая: Опыт систематического раскрытия вопроса

Св. Отец наблюдает и устанавливает резкую, непримиримую противоположность «плоти» (σάρξ), с одной стороны, и «души» (ψυχή), или собственно духа (πνεῦμα); ума (νοῦς), – с другой [3166]. Однако «плоть» изображается такими чертами, в понятии «плоти» мыслятся такие признаки, которые не оставляют никакого сомнения в том, что «плоть» теснейшим образом связана именно с «телом», с чувственно–физической стороной человека. В самом деле, по мысли св. отца, именно присутствие «плоти» в природе человека делает душу «трупоносицей» (νεκροφόρον) [3167], «твердыми узами» привязывает ее «к жизни» (στυγερῇσι πέδαις ἐνέδητε βίοιο) [3168], заставляет «непрестанно тяготеть к земле» (ἐς χθόνα) [3169]. Св. Григорий находит удивительным и непонятным, как к «духу» могла примешаться «дебелость», к «уму», – «плоть», к природе легкой – «тягота» [3170].

Человек «на земле» становится «узником плоти» (δέσμιος… σαρκός), так как «тело» примешивается «к легкому духу» (ἐλαφρῷ πνεύματι σῶμα μίγη). Он «не весь» уже (οὔθ’ ὅλος) – «ум» (νόος), «чистая природа» (καθαρὴ φύσις), хотя, с другой стороны, «не весь и худшая – персть» (χοῦς), состоя из того и другого (ἐκ δ’ἀμφοῖν ἄλλο τι κἀμφότερον) [3171]. А потому он и терпит «непрекращающуюся тревогу» борьбы между плотью и душою (σαρκὸς καὶ ψυχῆς) [3172]. «Грубая персть» (χοὸς πάχος) гнет человека постоянно вниз (κάτα), препятствуя ему «обращать око к свету» (ἐς φάος ὄμμα βαλεῖν). Когда он пытается сделать это, то между ним и источником света становится, закрывая его глаза, облако – «мятежная плоть», вместе с земным духом (σάρξ ἐπανισταμένη πνεύματι σὺν χθονίῳ) [3173]. Как тело бывает в добром состоянии в то время, как душа больна, так душа цветет и простирает взоры горе, когда жажда удовольствий утихает и увядает вместе с телом [3174]

.

С этой точки зрения вполне понятно крайне суровое отношение аскетов к своему телу. Коренной, принципиальной причиной в данном случае является та основная, высшая цель, которая определяет собой существо и направление всей жизни христианского подвижничества. Подвижники, по выражению святого Отца, «к Богу возводят всецелый ум» (Θεῷ πέμποντες ὅλον νόον) [3175]. Стремясь к достижению этой цели, подвижники, вследствие раскрытого уже отношения «духа», или «ума», к «плоти», неизбежно испытывали противодействие со стороны «плоти». Отсюда, для того, чтобы предоставить «уму» полное и безраздельное господство в природе человека, и тем обеспечить ему действительную возможность осуществить достижение чистого «созерцания», подвижникам обязательно приходилось прибегать к различным средствам, с целью ослабить плоть, чтобы усилить противоположное ей по существу начало – «дух» или «ум». И действительно, по свидетельству св. отца, подвижники практиковали различные подвиги строжайшего воздержания и сурового самоизнурения, причем, собственно, имели в виду «истончевая персть, истончить вместе и грех» (τήκοντες κακίην σὺν χοι τηκομένῳ) [3176].

Таким образом, св. отец суровые подвиги самоизнурения несомненно поставляет в теснейшую и ближайшую связь с идеалом безраздельной созерцательности. Всецелая созерцательность необходимо ведет к упадку телесной жизни, – вот конечный вывод из приведенного учения св. Григория Б. [3177]. По словам св. Григория, подвижники стараются быть как бы бесплотными, изнуряя смертное бессмертным 

[3178].

Не менее определенно учение и св. Григория Н. о том, что стремление к исключительной созерцательности сопровождается отрицательным отношением к чувственности и телесности для достижения бесстрастия, как необходимого условия безраздельной созерцательности.

По словам святого Отца, «в естестве человеческом представляются две жизни: плотская, движущаяся чувствами, и духовная, невещественная, преуспевающая в разумной и бестелесной жизни души. Но невозможно соделаться в одно и то же время участником той и другой жизни – старательность об одной из них производит лишение в другой» [3179]. Причина такой непримиримой противоположности этих двух жизней проистекает из того и определяется тем, что жизнь чувственная по необходимости является жизнью страстною

 – в тесном и широком смыслах этого слова, между тем жизнь духовная отличается совершенным бесстрастием. «Черта бесстрастия, одинаково сияющая и в душе и в ангелах, в родство и братство с бесплатными вводит и ее, еще в плоти преуспевшую в бесстрастии» [3180].

По мысли преподобного аввы Исаии, забота о теле препятствует надлежащим образом заботиться о душе. Подобно тому, как никто не может смотреть одним глазом на небо, а другим – на землю, так и ум не может соединить вместе заботу о Божественном и мирском [3181].

По учению святого Ефрема С., монахи должны наложить на себя произвольный голод собственно с той целью, «чтобы смирить земное тело и возвысить небожительницу душу» [3182].